Кольцо Луизы
Шрифт:
Удалившись с Клеменсом в его кабинет и поговорив с ним, фрау вернулась с сияющим лицом: под заложенные драгоценности она опять получила добрые денежки.
3
Прошло недели две. Клеменсу доложили, что его ждет какая-то старуха. Она требует свидания с главой фирмы.
Клеменс попросил провести женщину в свой рабочий кабинет, расположенный в глубине магазина. Здесь он принимал клиентов, если речь с ними шла о каких-либо щепетильных делах. Кабинет представлял из себя звуконепроницаемую комнату, выходившую в сад единственным окном, забранным солидной решеткой. Была еще дверь, ведущая
Клеменс вежливо спросил, чем он может служить госпоже.
Женщина едва приметно усмехнулась.
— Ах, нет, господин Клеменс, я вовсе не госпожа. Напротив, тридцать лег отдала своей госпоже, чтобы быть выброшенной, когда мое прежнее проворство безвозвратно ушло.
«Вульгарное начало!» — подумалось Клеменсу.
— Хорошо. Тогда назовите свое имя, чтобы я знал, с кем имею честь разговаривать.
— Меня зовут Луизой, господин Клеменс, Луиза Штамм, с вашего разрешения. Все началось из-за брата… Он… он был коммунистом, видным функционером здесь, в Берлине. Месяца три назад его арестовали, он участвовал в разгоне нацистской демонстрации. И вот он сгинул. Все, что у меня было отложено на черный день, я потратила на взятки кому попало, лишь бы узнать о судьбе брата. Я сочла долгом сообщить моей госпоже о постигшем меня несчастье. Она сказала, чтобы я немедленно покинула ее дом. Я не жалуюсь на фрау, она добрая женщина, хотя и ведет рассеянный образ жизни. Боюсь, что выгнала она меня по настоянию своего сына. Он офицер СС и очень печется о своей карьере. А ведь я выкормила его… Выкормила своим молоком! — Слезы появились в глазах Луизы. — Вот я и осталась без угла и средств. Как-то при мне фрау сказала Руди, что вы очень добрый и отзывчивый человек…
— Вы хотите, чтобы я навел справки о вашем исчезнувшем брате? — тронутый рассказом Луизы, спросил Клеменс.
— Нет, ему уже не помочь. Позавчера я получила извещение о его смерти. Ни слова о том, где он умер и что послужило причиной смерти. Я ничего не понимаю: он был очень здоровым и сильным человеком. Он прожил бы долго, вы бы только видели его! — Снова слеза скатилась по пожелтевшему лицу.
— Тогда я не понимаю, чем могу быть полезен вам. Если деньги… — начал Клеменс, но Луиза не дала ему договорить:
— Избави вас бог думать, будто я пришла попрошайничать. У меня есть драгоценность. Видит бог, я бы не хотела расставаться с ней, но что поделаешь! Завтра мне не на что будет купить хлеба и заплатить за комнату, которую я снимаю.
— Пожалуйста, покажите, — сказал Клеменс, думая, что старуха принесла какую-нибудь безделушку стоимостью в сотню марок. Бедняки, храня такие вещи, думают, что они обогатят их. Старая история!
Луиза, отвернувшись, достала из-за выреза платья платок, завязанный узлом. Там оказалось кольцо. При одном взгляде на него Клеменс определил солидную стоимость этой вещи, если только камень не подделка. Он вынул из стола лупу и долго рассматривал кольцо и огромный бриллиант в чудесной оправе.
— Одну минуту, — сказал он. — Я сейчас вернусь.
Луиза кивнула. Клеменс прошел в лабораторию рядом с кабинетом и пробыл там несколько минут. Вернувшись и отдав кольцо Луизе, он сказал:
— Фрау, оно стоит огромных денег, и я куплю его. Но есть закон, обязательный
— Я знаю, — заметила Луиза. — Не вы первый оцениваете кольцо. Я была в двух фирмах. Там мне ответили точно так же.
— Зачем же вы обращались к ним?! — досадливо воскликнул Клеменс. — Я никому и никогда не плачу за покупаемые вещи меньше или больше того, что они стоят, — нахмурившись, добавил он.
— Вот поэтому, отбросив колебания, я в конце концов и пришла к вам. Доказательство того, что кольцо принадлежит мне, я принесла. Вам угодно посмотреть?
— Безусловно.
Луиза вынула из сумки сложенную вчетверо бумагу.
— Если разрешите, я прочитаю…
Клеменс кивнул.
«Дорогая Луиза, примите этот подарок в знак глубокой признательности за спасение жизни нашего мальчика Руди и беззаветное, многолетнее и честное выполнение своих обязанностей». Подписано: фрау фон унд цу Лидеман, доктор Шильдкредт. Заверено у нотариуса. — Луиза передала бумагу Клеменсу.
— Этой бумаги было бы вполне достаточно, — заговорил Клеменс, откладывая дарственную, — если бы я хоть что-нибудь понял из нее. Такой огромной ценности подарок!… Буду откровенен, фрау Луиза. Мне известны не только дела фрау Лидеман, но и ее характер. Я никогда не поверю, что она могла подарить вам вещь стоимостью в семьдесят тысяч марок по меньшей мере.
Луиза покачала головой и усмехнулась.
— Вы правы. Фрау, простите за это слово, мотовка, но ее расточительность не распространяется на слуг. Я подозреваю, что кольцо купил на свои сбережения доктор Шильдкредт, а фрау лишь поставила подпись, что не обошлось ей и в пфенниг.
Клеменс улыбнулся.
— Все сказанное вами еще больше запутывает дело. Почему доктор Шильдкредт вдруг дает кормилице сына фрау Лидеман подарок стоимостью в десятки тысяч марок?
— Могу я думать, что мой рассказ не выйдет за стены этой комнаты? — неуверенно заметила Луиза.
— Фирма строго хранит свои секреты, — с подчеркнутой серьезностью ответил Клеменс. — Мы надежнее любого священника, принимающего исповедь.
— Хорошо. Я постараюсь не отнимать у вас слишком много времени. Дело в том, господин Клеменс, что Руди родился спустя одиннадцать месяцев после того, как умер покойный фон Лидеман. Он был хороший и добрый человек, но… но фрау слишком увлекалась мужчинами. Вот он и пил… И допился до кровоизлияния в мозг. Вероятно, смерть мужа, а может быть, и то, что фон Лидеман промотал почти все свое состояние, сильно подействовало на фрау. Скажу откровенно: Руди не был сыном моего умершего хозяина. В той бумаге истинная правда… Много ночей я провела у постели ребенка, прежде чем вернула его к жизни, едва теплившейся в маленьком синем комочке. Простите!
Слезы снова оросили лицо Луизы, она поспешно вытерла их. Клеменс дал ей воды. Она выпила, помолчала и продолжала рассказ:
— Я выкормила Руди своим молоком. Он рос капризным, очень капризным и взбалмошным. Я частенько ссорилась с доктором Шильдкредтом. Он души не чаял в ребенке, господин Клеменс, тем более что моей госпоже было вовсе не до сына. Она развлекалась… Я не в укор ей…
— Я не совсем понимаю горячей любви доктора Шильдкредта к этому мальчишке, — пожав плечами, заметил Клеменс. — Он что, домашним врачом был?