Кольцо предназначения
Шрифт:
– Вера! Так ты придешь? Номер семьдесят второй, но скорей всего я буду ждать тебя внизу, в холле. Придешь?
– Да. Да, конечно.
И он обнял ее за плечи, очень осторожно, словно боясь спугнуть, и прикоснулся губами к ее запрокинутому, ждущему лицу, к бархатным щекам, к опущенным векам, к трогательно-холодному носику, и напоследок – изысканное лакомство, горьковато-сладкое дыхание, мятный холодок зубов – к губам. Рынок вокруг исчез в жемчужной дымке, из нее только-только стали выстраиваться заколдованные замки Фата-Морганы, волшебный лес, единорог
– Я жду. До встречи.
– До встречи...
И он ушел, быстро, не оглядываясь. А Вера еще чуть-чуть постояла возле щедротелых селянок, принесших ей обещанное счастье, и пошла к себе.
– Вероник, у тебе чего, запор, че ли? Ты где была-то? Я на два лотка разрываюсь, как жучка, а она улыбается еще! Чего я тут тебе, прислуживаться взялась? Вероника! Да что с тобой такое? Заболела?
Тамара Тимофеевна смотрела на соседку удивленно и рассерженно – никогда не видела у нее такого растерянно-счастливого лица.
Невозможно, невозможно что-то сделать с собой за два часа! Вероника приняла душ, уложила волосы, достала самые лучшие джинсы, вязаный топ, купленный еще в лучшие времена в дорогом магазине, очаровательный комплект белья... Но ничего уже не поделаешь с обветренной кожей, утратившей юное свечение, от серых мыслей и серых дней сделавшейся тусклой, с маникюром и педикюром разновидности «домашний». Линия бровей потеряла четкость, а от крыльев носа к углам рта пролегли тонкие, четкие морщинки – и это только за два последних месяца. Холодных, безнадежных месяца.
От горестных мыслей отвлек телефонный звонок. Кто бы это мог быть? Последнее время телефон в ее большой, запущенной квартире звонил так редко...
Это была сестра. Вера представляла ее себе сейчас очень хорошо. Сидит в своей бежево-розовой, по-немецки безвкусной спальне на мягком диванчике. Холеное, фарфоровое лицо, изящное домашнее платье, голая собачонка дрожит в ногах, маленький столик сервирован для вечернего чаепития. Вика одной рукой держит телефонную трубку, другой – тонкую чашечку и косится на соблазнительное рассыпчатое печенье. Но нельзя, нельзя, она и так набрала много лишнего веса.
– Никуша, это ты? Ты что молчишь?
– Да, Викуль. Кому ж еще быть?
– Ну, рассказывай, как у тебя дела.
– Спасибо, нормально.
Она знала – это формальный вопрос. Сейчас Виктория капризно протянет что-то вроде: «Ну-у, как же это так, ты просто мне ничего не хочешь рассказывать», и сразу же забудет об этом, начнет взахлеб делиться собственными новостями и достижениями. Заново отделали столовую в модной лавандовой гамме; Карл подарил ей автомобильчик, «такой маленький, хорошенький», жизнь все дорожает, неделю назад ездили в Турин, потратили кучу денег; песик Рокки кушает только супы-пюре, и он такой умный, гораздо умнее таксы, которая у них жила
И тут Вера вспылит и, как ни сдерживайся, обязательно скажет Виктории какое-нибудь горькое и обидное слово и даст повод упрекнуть себя в эгоизме, в зависти, в самых черных и грязных чувствах, которых мама не поняла бы и не одобрила никогда! Ну, забыла Вика про смерть таксы, что ж тут такого? У нее такая бурная, насыщенная жизнь, Вероника могла бы это понимать!
Таков был прошлый разговор и позапрошлый тоже, и позапозапрошлый, наверное, мало чем отличался.
– Веру-унь, ну куда ты все пропадаешь? У меня потрясающая новость!
– Новый автомобиль?
– А вот не угадала! У нас будет ребенок!
– Что?
– Да не «что», а «кто»! Ре-бе-нок! Я беременна! Четвертый месяц уже! Ура? Вероник, у тебя будет племянник! Или племянница, пока неизвестно!
– Я страшно рада, Вика. Как ты себя чувствуешь?
– Отлично! Никогда в жизни не чувствовала себя так хорошо. Прямо хоть всю жизнь проходи беременной!
– У тебя есть для этого все показания, – согласилась Вера.
– Да? Ты понимаешь, это же совсем новая жизнь! Знаешь, здесь очень большое значение придается воспитанию детей, участию в школьной жизни, знакомству с семьями друзей твоего ребенка... У многих друзей Карла есть дети, и нас никогда не приглашали на их дни рождения, а теперь будут...
Вероника только вздохнула прерывисто. На этот раз она не станет обижать сестру своими резкими высказываниями, и в самом деле порожденными завистью. Вике вредны волнения. У нее родится маленький, и сестра будет ему хорошей матерью. Несмотря на то что сейчас она в состоянии думать только о том повышении в статусе, которое ей принесет рождение ребенка.
Вика говорила что-то о тамошних врачах, восторженно повествовала про возможности медицины, но Вера слушала ее рассеянно и наконец сказала:
– Викуля, я действительно за тебя рада...
– Ты куда-то торопишься? – насторожилась сестра. Близорукая, недалекая Виктория обладала идеальным чутьем на все, что касалось амурных дел. – Ты сейчас занята? У тебя кто-то есть? Не тот ли ублюдок?
Сестрица, конечно, имела в виду Куприянова. Вероника в свое время поплакала Виктории в жилетку и сейчас расхлебывала последствия этого необдуманного поступка. При каждом разговоре сестра упоминала неудачный Вероникин роман с издевательским превосходством в голосе.
– Нет. Другой человек. Мы познакомились летом, в пансионате «Иволга». Помнишь, я там отмечала свой день рождения...
– Помню. Могу себе представить... Вот что – домой его не приводи, пока хорошенько не узнаешь. И вообще не приводи, потому что, как только ты его получше узнаешь, выяснится, что он или аферист, или... Или сволочь. Веруш, будь поосторожнее! Ты всех вокруг себя разогнала, живешь одна, на эту квартиру найдется много желающих.
– Вик, погоди. Кого это я «разогнала»? Тебя? Или маму? Или Гекельберри?