Кольцо предназначения
Шрифт:
Все это показалось мне интересным, но не потрясло. Пусть, если есть небо, и Бог в трех лицах, и пухлые сладкоголосые ангелы, пусть мой отец Василий, рядовой Быков, попросит там для меня милости. Всю свою предыдущую жизнь я был атеистом и остался бы им до самой смерти. Если бы не чудо».
Чудо? Нет, пожалуй. Всем известно – чудес не бывает. Иначе все было бы слишком просто и легко, и слеза, упавшая на грудь любимого человека, растапливала бы его ледяное сердце, и туфелька приходилась как раз впору, и все гадкие утята обзавелись бы белоснежными крыльями!
Случайностью оказалось то, что деловой партнер Петра Васильевича Быкова, на переговоры с которым тот и приехал в Петербург, придерживался консервативных взглядов на бизнес-церемониал. Согласно непечатному кодексу, в программе переговоров непременно отводилось время культурным мероприятиям. Посещение крейсера «Аврора» или Эрмитажа, опера, балет, спектакль. Но революционный крейсер отчалил на реставрацию, ко всем театральным действам Быков-старший был равнодушен, а на Эрмитаж согласился. Там как раз проходила занятная выставка – старинные русские драгоценности из частных коллекций.
В залах музея было прохладно, к таинственно освещенным витринам склонялись тихие люди. Петра Васильевича экспонаты не заинтересовали, он раздражался, но уйти не мог. Не слепящий вязкий блеск драгоценностей быстро наскучил ему, еще больше наскучил партнер – полнокровный, низкорослый, шумный человек, жизнелюб и бабник. Облизывая и без того влажные, яркие губы, тот долго рассматривал каждую вещицу, смаковал, как телячью котлету... А Быков морщился от усталости, новые туфли отчего-то немилосердно жали, и прибавилась к тому же привычная уже боль в груди. Как-то незаметно он от партнера отстал, вынул из кармана тубочку с таблетками, продолжая смотреть в витрину, забросил белое зернышко в рот...
– Вам плохо?
Участливый, прохладный голос, прозвучавший рядом, был сродни журчанию родника в знойный день. Но сначала он все же увидел не женщину. Сначала он увидел – странный экспонат, знакомый предмет – половинку кольца в витрине. А потом лишь – отражение женщины в прозрачном стекле. Нежный, текучий, памятный облик.
– Нет. Спасибо. Уже легче.
Обознался, подвело зрение, туманная хмарь в глазах. Не половинка – просто кольцо. Ошибка. Но женщина ему не померещилась. Высокая – с Быкова ростом, стройная, пепельные вьющиеся волосы – сияющим нимбом вокруг головы, ясные глаза, добрая улыбка, невыразимо пленительный наклон длинной шеи, нервное изящество пальцев... Странное узнавание испытал Быков, рассматривая незнакомку.
– Там, кажется, можно присесть...
– Не стоит, спасибо. Думаю, лучше закончить встречу с прекрасным и выйти на воздух.
– Я провожу.
Ее никто не тянул – ни за руку, ни за язык! Она могла кивнуть, улыбнуться и пойти дальше, склоняясь над витринами так же участливо, как только что – над побледневшим мужчиной. Но она пошла за ним, спокойно и доверчиво прилаживая свой шаг к его, размашистому, раскачивая крошечной сумкой на ремешке. Им навстречу из неприметной двери вышел необыкновенно элегантный маленький старичок, распростер объятия.
– Веруша! Вы уже уходите? А как же...
– Сергей Анатольевич, я завтра зайду, хорошо?
– Как угодно. А хоть бы и сегодня заходите, с кавалером,
Она не смутилась, тряхнула головой.
– Может, и зайдем!
– Как вас зовут? – спросил Быков в дверях. Зачем спросил? Ведь уже знал ответ.
– Вера...
– Петр.
– А это был Сергей Анатольевич Мельников. Ученый, историк с мировым именем. Он и устроил эту выставку.
– Весьма ему признателен. Расскажете мне о нем побольше, хорошо?
В этот день их можно было видеть повсюду. Они заполонили собой этот огромный, странный город. Они пили вино в маленьком кафе на набережной, обнимались на ступеньках Исаакиевского собора, катались по Неве на катере и танцевали на Дворцовой под музыку уличного скрипача. А скрипач был высок, седовлас, в зеленом сюртуке, и скрипка его пела сладко-жалостно, и сквозь него проглядывала белая ночь, а поутру он просто растаял в первых солнечных лучах...
То были удивительный день и сказочная ночь. Но они закончились. Вера приехала на несколько дней из глубокой российской провинции (а там муж и двое детей) по делам, и скоро ей нужно было уезжать. А Петра Васильевича ждала больная, несчастная своим позорным недугом жена, бизнес, дом в уютной Швейцарии. Горьким осадком осталась в сердце радость прошедших минут. Поздно, поздно пришло счастье, нечем его взять, некому показать, нет для него места нигде.
Их сближение было столь пронзительно-полным – словно всю жизнь знали и ждали друг друга. Их расставание было блаженно-легким, потому что оба понимали – надежды нет, прощаются навсегда, а когда нет надежды, то и боль уходит.
– Мне жаль, что я не встретил вас раньше. Впрочем, когда могло быть это «раньше»? Женился я, как только пришел из армии...
– И я рано вышла замуж, – понимающе кивнула Вера. – В общем, нам с вами грех жаловаться на жизнь.
– Да, грех. Но сейчас я осознал – жизнь окончена, и в ту минуту, когда душа покинет усталое тело, мой последний вздох будет вздохом облегчения.
– Я понимаю вас. Но не надо, не надо так говорить, – едва не равнодушно отозвалась женщина, и только подрагивающий подбородок выдавал ее волнение.
Эти двое избежали банального поворота событий – легкая интрижка, мимолетные объятия под сводами гостиницы, лорнетка, потерянная на ялтинском молу... Быков уехал в Швейцарию. Вера – в далекий провинциальный город на берегу великой реки. Письма да редкие телефонные разговоры – вот все, что осталось между ними...
«Мне не давала покоя старинная семейная легенда. Половинка кольца, вечное одиночество раздвоенности. Есть ли правда в этой сказке? Невольно, от желания поделиться, я написал ей о половинке кольца. Ответ пришел почти мгновенно, написанный на выдохе, и будь письмо на бумаге – закапали бы его горячие, радостные ее слезы... Вторая половинка кольца – у нее. По чистой случайности я не узнал об этом в Петербурге. Она привезла кольцо на выставку по просьбе Мельникова, своего давнего знакомого. Мы отправили ему фотографии наших половинок, и он вынес вердикт. Да. Это оно. Наша встреча была предопределена, и мы должны быть вместе. Я послал ей бутылку вина – чтобы вместе со мной выпила она за будущее счастье...