Кольцо с тайной надписью
Шрифт:
– Ты что делаешь? – удивилась я.
– Вызываю граждан для дачи свидетельских показаний. Всех, кроме поэта, потому что – строго между нами – если он начнет опять декламировать стихи, я могу не выдержать. Все хорошо в меру.
– Полностью с тобой согласна!
– Что еще? Да, надо запись с автоответчика отправить на экспертизу. Только эта экспертиза будет готова не скоро – все ведь в отпуске… И, конечно…
– Что?
– Не забывай о нашем главном деле, – многозначительно промолвил Ласточкин.
Честно говоря, я так устала, что даже не сразу поняла, о чем это он.
– Ты
– Кольцо, Лиза, кольцо, – нетерпеливо ответил капитан. – Это важнее всего, важнее Кликушина, важнее убийства Караваевой. Поверхностный поиск по фотографии ничего не дал, значит, придется поднимать всех скупщиков краденого, всех бандитов и их родственников, у которых кольцо могло оказаться. Н-да, работенка нам предстоит та еще.
– Ты так никому и не сказал о том, что мы нашли? – спросила я с замиранием сердца.
– Не сказал, – коротко ответил Ласточкин. – Не сказал и не собираюсь.
– Даже если мы поймем, что не справляемся?
– А никто и не обещал нам легкой жизни, – отозвался он.
Глава 14. Армия любовников
Следующий день, среда, выпал поистине нелегким. Во-первых, мы узнали, что еще двое людей, работающих в фирме «Ландельм», были убиты. Одним из них оказался начальник службы безопасности этой фирмы, другим – его подчиненный. К расследованию подключилась Петровка, и, соответственно, наша с Ласточкиным роль тотчас же ушла на второй план. Разъяренный Зарубин всерьез принялся за Юлиана Верховского, но, хотя тот по всем признакам был чрезвычайно напуган, Стасу не удалось выжать из первого зама ничего ценного.
– Скользкий, сволочь! – пожаловался Зарубин по телефону. – Ну ничего, я все равно его прищучу.
– А насчет Фортунатова есть новости? – поинтересовалась я.
– Ты издеваешься? – довольно сухо ответил следователь. – Если бы я нашел того, кто убил актера, в прессе были бы заголовки – один круче другого…
– Скажи, а этот Адольф никак не мог его прикончить? – выпалила я. – Они же вместе выпивали. Пьяная ссора… и все такое прочее.
– Фортунатов не был пьян, – отрезал Стас. – Накануне – да, но к моменту смерти – уже нет.
– Но мы только со слов соседа со странным именем знаем, что утром к актеру кто-то позвонил и он его впустил, – упорствовала я. – А что, если все это неправда и…
– Лиза, тебе надо писать романы и не отвлекаться на всякую чепуху вроде работы в полиции, – вздохнул Стас. – Показания соседа подтверждаются данными вскрытия о времени смерти актера. Ясно? И заруби себе на носу: если бы я хоть на миг учуял что-нибудь подозрительное в россказнях этого пьянчужки, я бы сразу же его задержал, и дело с концом.
Пока Зарубин занимался Фортунатовым и Кликушиным, мы топтались на месте. Хотя у нас было довольно приличное изображение человека, который нес в кармане снятое с убитой женщины кольцо, мы никак не могли установить личность неизвестного. Поэтому легко понять, с каким облегчением мы переключились на другое дело, а именно – на выяснение, кто из кавалеров мог прикончить Анастасию Караваеву.
Если я начну приводить полностью диалоги, в которые нам пришлось с ними вступать, то этот материал займет
Первым прибыл Аркадий Багратионов, тот самый, что наорал на нас вчера, когда мы пытались допросить его на месте. На этот раз бизнесмен был сама любезность. Он скалил зубы и всячески уклонялся от того, чтобы точно отвечать на наши вопросы. На буксире Багратионов приволок дорогущего адвоката, который потел, отрабатывая свои деньги, и вовсю перемигивался с клиентом.
После Багратионова настала очередь взъерошенного Артема Новоселова, друга детства. Тот не стал звать на свидание адвоката, а сразу же приступил к делу. Понизив голос, он с ходу предложил нам нешуточную сумму, если мы отыщем того подонка, который убил Настю. Мы разочаровали его, отказавшись от его заманчивого предложения. На наш вопрос, кто мог желать Насте зла, он назвал Машу Олейникову («завистливая дрянь»), Илларионова («он только на ее деньги и зарился, сама она ему была не нужна») и почему-то поэта («не удивлюсь, если этот ненормальный сюда приложил руку»).
Потом вошел мрачный коренастый человек, который представился художником Георгием Алексеевичем Столетовым. Да, он знал Настю. Нет, в любовниках не состоял, и вообще они были знакомы всего месяц, не больше. Какое она производила на него впечатление? Обыкновенное, девушка как девушка. В курсе ее дел он не был. Не говорила ли она ему, что ей кто-то угрожал? Нет, с ним она ничего подобного не обсуждала. Да, он отреставрировал для нее картину ее прадедушки. Да, вернул полотно в среду, и на этом их общение закончилось.
Когда Столетов ушел, в кабинет вкатился колобком жизнерадостный журналист Виктор Буйленко и сразу же заявил, что читал мой роман и что тот ему не понравился. Тут же он сообщил мне, что я не умею правильно строить диалоги, что у меня нет стиля и вообще я ничего не понимаю в написании книг. Впрочем, все его замечания я спокойно пропустила мимо ушей, так как все свои фразы он начинал с «ну, это» и вдобавок уснащал их самыми избитыми штампами, какие только можно себе вообразить.
Алиби на утро воскресенья у него не было, зато он с жаром принялся выдвигать самые фантастические гипотезы о том, кто мог убить Настю и за что. Сам он склонялся к тому, что ее прикончила какая-нибудь девица, приревновавшая к ней своего любовника – да хотя бы Маша Олейникова, чтобы далеко не ходить.
Самое интересное началось, когда в кабинет вошел Алексей Буйленко, сводный брат журналиста и тоже любовник Насти. Алексей был раза в два плотнее своего брата, однако Виктор таки ухитрился заехать ему в челюсть, после чего во всеуслышание заявил, что отныне знать его не желает, и удалился с гордо поднятой головой.
У Алексея было алиби, потому что он только вернулся из Франции, но с Настей он не встречался уже довольно давно и ничего ценного сообщить нам не мог. Затем явился Слава Высоковский, лучший друг экс-жениха Илларионова. Он почти непрерывно курил и на все вопросы отвечал сначала «нет», а потом – «да». Наиболее вероятным убийцей он считал поэта, потому что тот не в себе, как все эти творческие люди. Также он полагал, что убийцей вполне мог оказаться художник – по той же самой причине.