Кольцо Сатаны. (часть 1) За горами - за морями

Пальман Вячеслав Иванович

Туркмены, с которыми приехал Сергей, стояли в колонне первыми. И тут раздалась необычная команда:

— Первая бригада — в сторону! Быстро в барак за вещами!

Лагерлое начальство подсчитало туркменов, чего-то забеспокоилось. Вдруг нарядчик вспомнил и выкрикнул:

— Морозов!

Сергей вышел из строя бетонщиков, еще не понимая, что это значит.

— Ты чего прячешься? — Разводящий был сердит. — А ну, за вещами! Пять минут сроку!

Выскочил бригадир бетонщиков, завопил:

— Это наш, он в моей бригаде, гражданин начальник. Ошибка

у вас. — Бригадиру вовсе не хотелось терять хорошего работягу. — Вы уж, пожалуйста, увольте, парень нам вот так нужен. И зачем ему с чужими?..

Все эти разговоры задерживали развод, начальник стройки имел привычку встречать бригады на месте и за малейшее опоздание мог наказать и начальника лагеря («Что у вас за дисциплина? Бардак!»), и начальника охраны. Поэтому разводящий только сердито огрызнулся на бригадира:

— В карцер запросился? У нас это мигом…

Морозов побежал за вещами. Туркмены, в списке которых он все еще значился, уже подсаживали один другого в кузов, подозрительно оглядывались. Сергей получил тычок в спину от охранника и полез в наполненный кузов. Тут он окончательно пал духом. А не все ли равно, где свалиться!..

Снег все шел, густой и мягкий, шоссе укрылось под его пеленой, машина шла осторожно. Выехав на прямой отрезок, шофер включил фары, прибавил, было, ходу, но при первом же торможении почувствовал как заносит и снова сбросил газ.

Сергей развернулся на скамье, сел лицом назад. Через щели в брезенте он смотрел на убегающую дорогу, провожал встречные машины, хранил фантастическую мысль, возникшую у него, когда переезжали мост через Колыму: оказывается, они едут назад, в сторону Магадана! Уж не к лучшему ли это? Освоился с мыслью, что чем северней, тем холодней…

Через десяток километров остановились. Впереди случилась авария, две машины с людьми и с лесом зацепились бортами и развалили кузова. На дороге валялись бревна, между ними и под ними лежали люди. Уцелевшие бегали, стаскивали на обочину тела неподвижные и стонущие. С двух сторон подходили, останавливались машины, бензовозы. Крики, грохот, вой моторов — все вязло в густом снегопаде.

Сергей первым спрыгнул, чтобы помочь, но тут же возник конвоир, вскинул винтовку и крикнул:

— Назад, застрелю! В кузов, мать-перемать!..

— Помочь хочу, гражданин боец. Люди же…

— Назад, или стреляю!

Сергей увидел его округлившиеся по-совиному пустые глаза и полез в кузов. Такой застрелит и глазом не моргнет.

Авария задержала их часа на три. Промерзли. Дрожь никак не унималась, холод пробирал до костей. В кузове кашляли, громко чихали, с какой-то вопросительной интонацией тихо разговаривали. Конвоир так и стоял возле задка машины. Его не касалась беда с чужими машинами. Он отвечал за своих двадцать девять чучмеков и русского.

Наконец, тронулись, теперь в бесконечном скопище машин, когда не обогнать, не прибавить скорости нельзя. Снег все еще шел, сбоку наскакивал ветер — предвестие снежной бури. Она не заставила себя ждать. Вскоре под колесами уже ощущались переметы.

Так дотащились до

поселка с названием Спорный. Кое-как привалили к лагерной зоне, выскакивали быстро, надеясь на теплый барак. Из разговора конвоира с шофером Сергей понял, что отсюда им ехать в сторону, уже по зимнику, который теперь, конечно, заметен. Придется ждать, пока тракторы расчистят ненадежную дорогу. Люди, стуча зубами и ежась на ветру, пошли в зону, потом в полупустой барак, где сразу же, с криками на своем непонятном языке, оттеснили от двух печек старожилов барака и окружили печи, чтобы отогреться.

— Откуда свалились? — спрашивали Сергея.

Он сказал и в свою очередь попытался узнать, куда им ехать из Спорного.

— В сторону, говоришь? — переспросил пожилой заключенный. — Тут две дороги за поворотом, влево и вправо, обе чуток назад, откуда вы приехали. Одна на временный лагерь, где лесозаготовки — эта будет влево. Другая — на прииск, там километров двадцать по времянке. Не завидую, если туда.

Распространяться он не хотел. Прииск есть прииск. Наслышаны. Хочешь или не хочешь, а поедешь.

Ужина не дали. Спали вповалку, поскольку гости нежданные. Утром, после развода, повали в столовую, там стоял собачий холод, на полу лед, хоть катайся, пар из кухни, ничего не видно. Сунули им по двести граммов хлеба и подслащенный морковный чай. С тем и вернулись.

Больше их не беспокоили. Можно отсыпаться. Но голод отгонял сон. Туркмены требовали пайку, завтрак. Прошло больше часа. Наконец, их увели в столовую, там дали кашу, еще по двести граммов хлеба — только утолить голод.

Явился местный нарядчик, оглядел туркменов, остановился против Морозова.

— По-русски кумекаешь?

— Еще не разучился.

— Айда со мной, поработаешь. И поешь по-человечески. Сегодня вас не отправят. Метель.

Он вывел Сергея за зону. Шли против ветра, отворачивая лицо. Жутко завывало, в воздухе висела сплошная муть, тропа только угадывалась. Перешли шоссе, миновали штакетный забор, из мглы выплыло какое-то большое помещение. Вошли в жарко натопленную кухню. Тут царили щекочащие запахи жареной рыбы и картошки.

— Садись к мешкам. Это мерзлая картошка, только что из Магадана. Ты ее в холодную воду бросай помаленьку, как сверху помягчеет, так чисть и сразу в котел с водой, а то черная сделается. Ясно? Ты, небось, голодный? Сейчас принесу «на зубок». Будешь сидеть до вечера, трудись, я зайду за тобой.

Чудеса какие-то. Ни конвоя, ни мороза. Сергей разделся, засучил рукава. Парень забежал, положил перед ним горку нарезанного хлеба — пайки три! — миску жареной кеты и каши, поставил кружку горячего чая.

— Где я нахожусь, кореш? — спросил Сергей.

— В шоферской столовой. Никак не справляемся сами, пособляй, чем мерзнуть в бараке. Ты сперва поешь, я там за перегородкой, в буфете.

Рай, да и только!

Сергей ел и работал. Работал и ел. Картошка чистилась хорошо, руки к холодной воде привыкли, покраснели. Много картошки этой перечистил. И много поел — все, что принес буфетчик.