Кольцо Сатаны. (часть 2) Гонимые
Шрифт:
– Вот ниже этого «майора» и напиши: «читал». И подпишись.
Так. Это останется у нас.
Борискин аккуратно положил бумагу в папку, а папку в стол и щелкнул ключом. Выпрямился, постучал ключом по стеклу, уставился на Морозова. Тот сидел обмякший, смотрел на стол перед собой, раздумывал. Как же так? Осудить, бросить в лагерь, где десять раз можно было умереть, а спустя десять — десять! — лет отменить свое постановление и в качестве жеста милостыни разрешить получить паспорт без ограничений.
Ему хотелось крикнуть в лицо этому уполномоченному госбезопасности: будьте вы прокляты!
– Чего задумался? — спросил Борискин и навалился грудью на стол.
– Так… Мысли всякие.
– У тебя, кореш, такие глаза, такие… Обмыть это дело надо, а?
– Не сегодня, лейтенант. Не сегодня. Слишком многое надо понять.
Он поднялся.
– Ты, вроде, и не радуешься…
– Если бы ты знал, что я перенес за эти три года! И что увидел, узнал! Ты на приисках не работал?
– Нет, прямо сюда. Из Свердловского областного управления.
– А я видел горы трупов. Понимаешь? Горы из трупов — не самых плохих людей, между прочим. Наверное, многим из них рано или поздно придет подобная справочка. А расписаться некому. Ты извини, что говорю такое. Расстроен более, чем обрадован. Я пойду.
– Зря ты так переживаешь. И на старуху бывает проруха. Тебя — верю — ни за что, а как за других ручаться?
Нет, он Морозову не собеседник. Сергей расправил в руках ушанку, нахлобучил ее. И заставил себя улыбнуться. Знаем мы вас!
Борискин проводил его до двери, сказал: «Будь здоров!», обещал заглянуть к ним и закрыл дверь, щелкнул ключом. Остался один в большом доме. Уже давно один. И некому пожаловаться на судьбу, излить душу.
Зайдя в кабинет, лейтенант медленно расстегнул пуговицы, стащил мундир с плеч, сжал его в кулаке и вдруг изо всей силы швырнул на пол. Овчарка услышала шорох и дважды залаяла. Постояла, поглядела с надеждой на окна и, заскулив, полезла в конуру. А Борискин уже пил. Из горлышка. Один…
Сергей еще издали увидел Олю. Она стояла на крыльце дома. Давно, наверное, стояла, руки скрестила на груди, как славянка перед молебном, смотрела вдоль улицы и гадала: вернется или нет? Увидела. И без сил опустилась на лавочку.
– Пошли в хату, ты озябла на ветру, — Сергей поднял ее и пропус тил перед собой в дверь. — Все в порядке. Тары-бары. И еще бумажка, которую ты сейчас прочитаешь.
Оля раздевалась и не сводила с мужа глаз. Живой — невредимый…
– Вот полюбуйся на благородство нашего любимого ведомства.
Она читала, глаза ее бегали по строчкам, видимо, не все сразу доходило до сознания. Еще раз прошлась по тексту, поняла.
– Какая-то изощрённая фантазия, — сказала, глотая слезы. — Через столько лет… Ты на номер справки посмотрел? Семьсот пятнадцать. Неужели они за полтора десятка лет в этом самом «особом совещании» послали такие справки всего семистам четырнадцати заключенным и тебе? А ведь в стране — странно подумать! — миллионы, на одной Колыме пребывало, как говорят, семьсот
– Смотри-ка, а мне и в голову не пришло вспомнить? Да, в свите был этот генерал Гоглидзе, он давно в Москве, чуть ли не второе лицо после Берия. Если начальник политуправления, который «сватал» меня в газету, Сидоров его фамилия, подал такую мысль… Впрочем, это гипотеза. Истинной причины мы, наверное, никогда не узнаем. У них, как в лотерее. Посадил — выпустил, снова посадил. Руки развязаны, законы свои, перед кем отчитываться? Знаешь, я сейчас о другом думаю: пора нам выбираться из Дальстроя. Чистый паспорт позволит мне найти работу везде, без опасения за будущее.
– Ты забываешь о моем паспорте.
– Тебе, мамочка, служить-работать не обязательно. Вон она твоя забота, — и Сергей кивнул в сторону детских кроваток. — Спят и не ведают, святые, что происходит с их родителями, о чем говорят-судят. Решено! Буду действовать! Да хранит судьба этот совхоз, со всеми заботами, добрыми людьми, планами и замыслами! Не мне их решать, нам бы подальше от страшных людей в голубых кителях, где не знаешь, что сделают с тобой завтра!
В конце той же недели Морозов опять улетел в Магадан. За семенами для совхоза. И, конечно, по своим делам. В кармане у него лежал чистый паспорт, полученный в паспортном столе поселка Балаганное.
В те дни он добился первой цели: стараниями главного агронома Маглага Михаила Ивановича Табышева Морозов был переведен на должность главного агронома в знакомый ему совхоз Дукча, под боком у Магадана. Игорь Михайлович Добротворский выслушал своего агронома с лицом озабоченным. И вдруг неожиданно легко отпустил его. Так легко, что Морозов даже растерялся, обиделся. Получалось, что его здесь не так уж и ценят… Но Добротворский обнял Сергея и рассмеялся.
– Понимаю вас, дорогой Сергей Иванович. Вы ожидали сопротивления, отказа, приготовились отстаивать свои права, а я… Не скрою: у меня заканчивается договорный срок с Дальстроем, и нет ни малейшего желания продлевать его. Уеду следом за вами. Мой бедный разоренный город Петра, моя альма-матер зовет меня, все чаще видится во сне. Там я родился, там и… Поезжайте на родину и вы. Сюда приедут другие, удачливей нас с вами. Совхоз живет и будет жить.
4
Оля Морозова с закутанными девочками улетела в Магадан, оттуда в Дукчу, где их ждала квартира. Сергей Иванович оставался; работа не обрывалась, ему требовалось время, чтобы ввести в курс дела исполняющего обязанности главного агронома Шидловского, который заведовал третьим отделением совхоза. Заключенному Шидловскому, бывшему до ареста главному агроному — консультанту Наркомзема СССР. Никто не сомневался, что новый главный агроном сумеет удержать совхоз в числе лидеров и расширит дарующие добро огороды, как и было задумано до него.