Кольцо смерти
Шрифт:
Когда Гранин остановил машину у бокса команды и вылез из нее, на его лице трудно было прочесть, какие мысли одолевают Сергея. Только губы, плотно сжатые в прямую линию, выдавали далеко не радужное настроение. Он даже не подошел к Князеву, которого окружили едва ли не все члены команды и целая толпа репортеров, чтобы поздравить партнера с успехом, лишь бросив в его сторону короткий пронизывающий взгляд, говорящий о многом. Он прошел в бокс и тяжело опустился в раскладное кресло, попросив кого-то из механиков принести "Колы". Потом он с жадностью выпил всю бутылку, обтер полотенцем потное лицо и, как ни в чем не бывало, с улыбкой, встретил подошедшего к
– Ничего, Серж, всякое бывало, – попробовал ободрить его хозяин команды. – Пятое место тоже неплохо… для начала.
– Да, первый блин – комом, – ответил Гранин с грустной шуткой и развел руками. – Я сделал все, что мог.
– Знаю, знаю… Чуточку не повезло.
– Везение здесь ни при чем. Не хочу никого винить, но механикам еще нужно поработать над слаженностью…
– Да, конечно. Если бы не те секунды, потерянные на пит-стопах, Гран-При был бы у нас в кармане. – Дремин замолчал, задумчиво глядя на него, а затем слегка нахмурил брови и спросил: – А что там у вас произошло с Князем?..
– Ничего, – сухо ответил Гранин.
– То есть как "ничего"?.. Все видели, что вы сцепились…
– Иван Михайлович, интересы команды, конечно, превыше всего, но я не намерен впредь тащить Князя на подиум такой ценой.
– Что вы хотите этим сказать, Гранин? – еще больше нахмурился Дремин.
– Только то, что у меня украли Кубок. Пустяк, не правда ли?
– Я не понимаю… Вы же сами сказали, Сергей, что никого не вините в своей неудаче.
– Не виню, поскольку не имею веских оснований. То есть доказательств. Но, согласитесь, не слишком ли много случайностей для одной гонки? Два отвратительных пит-стопа у меня, плюс недолив горючего, у Князя все – о, кей! И вообще, мне не нравится поведение нашего Ника. Партнеры не должны так поступать.
– Вы на него обижены? Но ведь вы оба… слишком завелись.
– Я не девица, чтобы обижаться. Просто я хочу поставить вас
в известность, что больше со мной этот номер не пройдет.
– Ну-ну, остыньте, Серж! Вас можно понять, но, право, не стоит так резко реагировать на случившееся. Это – досадное недоразумение, и только!.. Не забывайте, что вы оба – одна команда, как и все остальные. Не хватало только, чтобы между вами возникла склока.
– Не беспокойтесь, разбираться с ним я не намерен.
– Вы даете мне слово?
– Да. Но оставляю за собой право самостоятельно принимать решения на треке… сообразно ситуации.
– Вам никто в этом праве не отказывал.
Гранин промолчал, потом повернулся и пошел вглубь бокса.
– Куда вы, Сергей?
– В душ, – коротко бросил тот через плечо.
Дремин задумчиво потер подбородок рукой, и на его лице промелькнула тень недоумения и досады. Лукин, подъехавший к нему на коляске, с тревогой спросил:
– Что это с ним? Я никогда не видел Сержа таким раздраженным.
– Его можно понять… – снова повторил Дремин. – Надо провести дополнительные тренировки с бригадой. Механики работают не стабильно.
Через две недели двенадцать команд переплыли океан, чтобы начать американскую серию гонок. Им предстояло провести сначала две гонки в США – в штате Алабама на треке Талладега и в Индианаполисе на гигантском "овале", положившем начало легендарным гонкам "Индикар", а затем переехать в Канаду на не менее известный трек Монреаля.
Эта серия тоже не обошлась без неожиданностей и аварий, но в целом для Гранина она сложилась удачно. Сначала он занял второе место на треке Талладега, пропустив
Гонка в Монреале сложилась драматично. Опять, как и на треке Сузука, Гранин ощутил на себе давление злого рока. Казалось, сам дьявол строил козни, желая помешать ему выиграть очередной кубок, но Сергей не верил в мистику и все больше подозревал, что все это – чей-то злой умысел. И впрямь, трудно было найти другое объяснение неоправданному замешательству и несогласованности действий в команде механиков при обслуживании на пит-стопах его машины и молниеносной смене колес и дозаправке машины Князева. И если бы только это! Кое-кто из коллег-гонщиков вел себя на треке не адекватно и весьма странно. Как профессионал с большим опытом, Сергей тонко чувствовал, что борьба ведется не совсем честно. Впрочем, кроме подозрений, Гранин не располагал достоверными фактами, что все это делается умышленно и кем-то организовано, а потому держал свои мысли при себе. В Монреале он победил вопреки всему, показав сотне тысяч зрителей действительно экстра-класс вождения и несгибаемый характер, хотя с самого старта гонка, как говорится, не заладилась.
После американской серии гонок чемпионат в классе гоночных прототипов переместился в Европу. И вновь Гранин выиграл подряд три кубка Гран-При. Всем казалось, что теперь ничто и никто не сможет помешать ему во второй раз завоевать чемпионский титул, пока не настал черед гонок в Монце…
Глава 3.
Был жаркий июльский день. В лазурной синиве неба – ни облачка, а зной стоял такой, что плавилось и размягчалось даже асфальтовое покрытие трека, закатанное до идеально гладкой и выверенной до миллиметра поверхности из особопрочного материала.
Гранин сидел на краю трека, на густой зеленой траве газона, и его руки в перчатках крепко сжимали сверкающий на солнце шлем. Казалось, Гранин пытался раздавить его, словно спелый арбуз. Руки неудержимо дрожали, и временами все его тело сводила мучительная судорога.
Машина, из которой лишь чудом его выбросило в последний момент, перед тем, как она перевернулась в очередной раз и в немыслимом кульбите перемахнула через разделительный газон, теперь, по иронии судьбы, лежала на крыше возле самого бокса команды "Дрим-Моторс". Ее колеса все еще крутились. Струйки дыма выползали из мотора, уже погребенного под пеной огнетушителей, и было ясно, что взрыва бензобака можно не опасаться.
Артем Видов, в числе первых прибежавший к месту катастрофы, заметил, что Гранин смотрит не на свой автомобиль, а, словно завороженный, не сводит широко раскрытых глаз с того места, где – в ста метрах от него – человек по имени Алекс Моррис догорал в белом пламени погребального костра, пожирающего то, что до недавнего времени было его прославленной гоночной машиной. Над пламенем почти не было видно дыма. Жар, исходящий от горящих магниевых дисков колес был настолько высок, что все сгорало в нем без следа. Когда случайный порыв ветра разрывал порой высокую завесу пламени, в колышущемся мареве можно было видеть Морриса, сидящего в единственно уцелевшей части машины среди всей этой бесформенной, неузнаваемой массы покореженной стали. По крайней мере, Видов знал, что это – Алекс Моррис, ибо то, что представилось его взору, было почерневшее до жути обугленное человеческое тело.