Кольцо смерти
Шрифт:
Дремин сказал:
– Боюсь, что вы правы, Артем… То есть, я знаю, что вы правы, но не хочу признаваться в этом даже себе. Он прямо страх на всех наводит. И на меня – тоже. А теперь еще это…
Оба посмотрели в сторону павильона, где за столом сидел Гранин. Совершенно не заботясь о том, видят его или нет, он наполовину наполнил стаканчик из быстро опустошаемой бутылки. Даже издали можно было с уверенностью сказать, что руки его все еще дрожат, хотя протестующие крики зрителей поутихли, и толпа стала понемногу расходиться, покидая трибуны автодрома. Гранин сделал быстрый глоток,
Видов сказал:
– А ведь еще два месяца назад он бы ни за что не притронулся к спиртному. Что вы собираетесь предпринять, Иван?
– Сейчас? – грустно улыбнувшись, переспросил Дремин. – Навестить дочь. Надеюсь, теперь-то уж меня к ней пустят.
Он в последний раз бросил взгляд на Гранина, потом на механиков, собравшихся в углу бокса на небольшой перекур и чей вид был столь же удрученным, как и у Видова, на Варламова, Князева и сына, с одинаково злобными лицами поглядывающих в известном направлении, потом тяжело вздохнул, повернулся, бросив неопределенный жест рукой, и пошел прочь к своему "Мерседесу".
Валерии Дреминой весной исполнилось двадцать лет. Еще, будучи совсем ребенком, она не выглядела угловатой и нескладной девчонкой, а многие подмечали в ней не детскую женственность и обворожительность, способные в недалеком будущем свести с ума любого мужчину. И вот, незаметно даже для отца, нежный бутон однажды расцвел и явил на свет редкостной красоты девушку с большими фиалковыми глазами и пышными, вющимися ниже лопаток густыми волосами цвета спелой пшеницы. Глядя на ее правильные и утонченные черты лица, отнюдь не делающие его "кукольным", никто бы не нашел ни малейшего сходства с отцом, но никто и не усомнился бы в отцовстве Дремина, хоть раз увидив его жену. Валерия внешне была почти точной копией своей матери, только ростом повыше и с прекрасно сложенной спортивной фигурой. Она могла бы сделать карьеру супер-модели, что было бы несложно при ее задатках, а также связях и финансовых возможностях отца, но предпочла поступить на филфак МГУ, в тайне мечтая стать писательницей. Все летние каникулы, а часто и пропуская занятия в университете, Валерия проводила вместе с отцом и командой на треках, путешествуя из страны в страну, что давало ей не только массу очень ценных впечатлений и знаний, но и возможность практиковаться в языках. Она всерьез "болела" автоспортом, и отец, зная это, не отказывал дочери.
Все в команде были, так или иначе, влюблены в Валерию. Ее обворожительная и при этом совершенно естественная улыбка не оставляла равнодушным даже Варламова с его ужасным характером, который звал ее не иначе, как "принцесса". Лера осознавала это, принимала как должное и с достоинством, но без тени насмешки или снисхождения. Во всяком случае, она рассматривала уважение, которое к ней питали другие, лишь как естественный отклик на то уважение, которое она питала к ним. И все же, не смотря на живой ум, сообразительность и высокий интеллект, Лера Дремина в некоторых отношениях была еще совсем ребенком.
В тот вечер, лежа
Эта боль отразилась и в глазах Дремина, когда он посмотрел на свою дочь, на ее перевязанную ногу, лежащую поверх простыни.
Он наклонился и поцеловал дочь в лоб, потом сказал:
– Тебе надо хорошенько выспаться, родная. Спокойной ночи.
Она попыталась улыбнуться.
– После всех этих таблеток и уколов, что мне дали, я, конечно, засну… И еще, папа…
– Да, малышка?
– Сережа не виноват… Я знаю, он не виноват. Это все из-за машины. Я точно знаю.
– Откуда ты можешь знать?.. Мы это выясним. Варламов уже занялся машиной. Он найдет причину, если дело в технике…
– Вот увидишь… Ты попросишь Сергея навестить меня?
– Только не сегодня. Боюсь, что он тоже не совсем здоров…
– Он… Он не… здоров? – забеспокоилась Лера.
– Нет, нет, просто шок, – поспешил успокоить ее отец. Дремин вымученно улыбнулся. – И его тоже напичкали таблетками.
– Шок?.. У Сержа Гранина шок?.. Не могу поверить! Он же трижды разбивался и был на волосок от смерти и, тем не менее, ни разу…
– Он видел, что с тобой произошло, родная, – Дремин с нежностью сжал руку дочери в своих огромных ладонях. – Я еще зайду сегодня, попозже. Ну, а ты отдыхай и будь умницей. Все обойдется…
Он вышел из палаты и направился в кабинет дежурного врача, у дверей которого тот разговаривал с медсестрой.
– Скажите, это вы лечите мою дочь? – спросил Дремин.
– Мистер Дремин? Да, я. Доктор Ванетти.
– У нее очень плохой вид.
– Никакой опасности нет, мистер Дремин. Она просто находится под действием анастезии. Мы были вынуждены сделать это, чтобы уменьшить боль. Вы понимаете?
– Понимаю. А как долго она…
– Две-три недели. Потом вы сможете перевезти ее в Россию.
– Еще вопрос, доктор Ванетти. Что с ее ногой? Почему вы не сделали ей вытяжение?
– Мне кажется, вы сильный человек и не боитесь правды. Вытяжка применяется при переломе костей. А у вашей дочери голень не просто сломана, она – как это по-английски – раздроблена в районе щиколотки. Вы можете взглянуть на снимок. Немедленная операция пользы не принесет. Придется соединять воедино то, что осталось от кости.
– Значит, она никогда не сможет сгибать лодыжку? – спросил Дремин, и доктор кивнул. – Вечная хромота? На всю жизнь?
– Вы можете созвать консилиум, пригласить лучших ортопедов. Вы имеете все права…
– Нет, не нужно. Мне все ясно, доктор.
– Я глубоко сожалею, мистер Дремин. У вас прелестная дочь. Но я только хирург. А чудес на свете не бывает. К сожалению. Правда, у вас в России, я слышал, есть первоклассные специалисты, делающие подобные операции и весьма успешно. Попробуйте обратиться к ним. Это все, что я могу посоветовать.
– Спасибо, доктор. Вы очень добры. Я зайду снова часа через два.