Кольцо Соломона
Шрифт:
Опустившись на землю, я обернулся красивым молодым шумером, темноглазым и бдительным. Я стоял и озирался по сторонам. Были отчетливо видны обломки нескольких телег: дерево расщеплено и обгорело, колеса разбиты вдребезги. Со скал по обе стороны дороги печально свисали какие-то ошметки. Я не стал приглядываться к ним — я и так знал, что это такое.
Одна из жертв валялась прямо посреди дороги. Рядом с человеком лежал его расколотый щит. Его руки и ноги были небрежно разбросаны, могло показаться, будто он всего лишь спит… если не обращать внимания на то, что у него не было головы. Его, как и его товарищей по несчастью, не только
Я прошел немного вперед по извилистой дороге, прислушиваясь к шепоту ветра среди скал, глядя себе под ноги. В целом земля была слишком сухой и утоптанной, чтобы на ней остались следы, но в одном месте, где, вероятно, разлился мех с водой и почва ненадолго увлажнилась, я нашел глубокий отпечаток трехпалой когтистой лапы. Я наклонился, осмотрел след, потом выпрямился и повернулся, собираясь вернуться назад.
И застыл.
Подо мной дорога уходила вправо, вниз по склону. В двадцати-тридцати метрах от меня, за тем местом, где произошло нападение, дорога исчезала из виду за выступом скалы. Утесы по левую руку от меня были круты и обрывисты и ярко освещены сверху полуденным солнцем. Каждый камушек, каждая трещинка, каждый плавный изгиб розоватых слоев камня были видны мне как на ладони.
Видна мне была и тень Хабы.
На солнечном утесе четко виднелся профиль его лысой головы. Я видел гладкий, ровный череп, длинный, крючковатый нос, выступающий вперед костлявый подбородок. Видны мне были и нескладные плечи с верхними частями рук, но нижняя часть туловища терялась среди валунов, разбросанных по дну долины. Казалось, будто сам волшебник стоит где-то за поворотом дороги и смотрит наверх, в мою сторону.
Я уставился на это видение. Тень головы на скалах оставалась совершенно неподвижной.
Я медленно отступил назад, и голова тут же потекла вперед, вдоль изгиба утеса, струясь по его очертаниям, точно темная вода. Приближаясь, она становилась все больше, и вот показались длинные, тонкие предплечья, с длинными, тонкими теневыми пальцами. И пальцы эти тянулись ко мне.
Я отступал все быстрее, спотыкаясь на неровной дороге.
Тень все росла и вытягивалась — длинная черная дуга с цепкими руками, — лицо ее удлинялось, нос и подбородок приобрели совсем уж гротескные пропорции, огромный рот распахивался все шире, и шире, и шире…
Я собрался с духом и остановился; между пальцами у меня вспыхнуло пламя.
В воздухе надо мной раздалось хлопанье крыльев.
Тень вздрогнула; тянущиеся ко мне пальцы отдернулись. В мгновение ока она устремилась назад по утесам, усохла, съежилась, приобрела обычные пропорции. Потом съежилась еще сильнее и исчезла.
Кто-то кашлянул у меня за спиной. Я развернулся, держа наготове Взрыв, и увидел широкоплечего, пузатого нубийца, который развалился на скале, деловито отряхивая когтистыми пальцами с плеч лед, оставшийся на них после полета, и смотрел на меня с отстраненной усмешкой. Крылья он носил в традиционном стиле месопотамских джиннов: оперенные, но при этом две пары, как у насекомых.
— Что-то ты нервный, а, Бартимеус? — сказал Факварл.
Я тупо смотрел на него. Потом снова развернулся и уставился назад, на дорогу. Утесы выглядели тихо-мирно — безмолвные планы, наполненные светом и тенями. Ни одна из теней не имела знакомой
Голубое пламя, струившееся у меня по пальцам, зашипело и угасло. Я растерянно почесал в затылке.
— Сдается мне, ты обнаружил что-то любопытное, — сказал Факварл.
Я по-прежнему не отвечал ни слова. Нубиец обогнул меня, опытным взглядом окинул последствия битвы на дороге.
— Что-то не похоже на тебя — так перепугаться при виде лужи крови и кучки песка, — заметил он. — Зрелище неаппетитное, я понимаю, но все-таки не Кадеш. [40] Видывали мы и похуже.
Я по-прежнему ошеломленно озирался вокруг. Но никакого движения заметно не было — только ветер трепал жалкие лохмотья, повисшие на скалах.
— Не похоже, чтобы тут кто-нибудь выжил… — Факварл подошел к изуродованному трупу посреди дороги, потыкал его сандалией и хмыкнул. — Признавайся, Бартимеус, что ты делал с этим бедолагой?
40
Битва при Кадеше — большое сражение между египтянами, возглавляемыми Рамзесом Великим, и хеттами под командованием царя Муваталли, которое имело место в 1274 г. до н. э. Мы с Факварлом сражались в нем в разных подразделениях фараонова войска и участвовали в последней атаке, во время которой армия фараона взяла в клещи и вытеснила с поля битвы вражеских утукку. В тот день было совершено немало великих подвигов, и не только мною. Два столетия спустя поле битвы по-прежнему представляло собой выжженную пустошь, усеянную костями.
Тут я пришел в себя.
— Когда я прилетел, все так и было! Ты на что, вообще, намекаешь?
— Да ладно, Бартимеус, не мне осуждать твои маленькие слабости! — сказал Факварл. Он подошел ко мне, похлопал меня по плечу. — Успокойся, шучу я, шучу. Я же знаю, что ты бы не стал отъедать головы у мертвецов!
Я резко кивнул.
— Спасибо. Нет, не стал бы.
— Насколько я помню, ты предпочитаешь сочную попку!
— Ну да, ну да. Это куда питательнее.
— В любом случае, — продолжал Факварл, — раны явно старые. Он лежит тут со вчерашнего дня, или я ничего не смыслю в покойниках. [41]
— И магия вокруг тоже старая, — добавил я, созерцая раскиданные останки. — В основном Взрывы, и довольно мощные, хотя местами попадаются и Судороги. Ничего особенно утонченного, грубая мощь.
— Утукку, думаешь?
— Я бы сказал, что да. Я нашел отпечаток лапы: большой, но не настолько, чтобы принадлежать ифриту.
41
В покойниках он разбирался превосходно.
— Что ж, Бартимеус, мы наконец-то напали на след! Я бы предложил немедленно отправиться к хозяину и сообщить ему об этом, но давай посмотрим правде в глаза: тебя он слушать не захочет.
Я еще раз огляделся по сторонам.
— Кстати, о Хабе, — вполголоса сказал я, — со мной сейчас случилась странная штука. Вот ты, когда прилетел сюда, не заметил, случайно, что здесь кроме меня был кто-то еще?
Факварл покачал своей блестящей головой.
— Да нет, ты был один, как перст, разве что нервный какой-то. А что?