Кольцо власти
Шрифт:
Голоса внизу смолкли. Эрленд, поняв, что больше никаких подробностей не услышать, осторожно отошел к противоположной стене и, прислонившись к ней, вытер со лба выступивший пот. Вот это да! Он стал нечаянным обладателем страшной тайны. Кроме него, как он понял по голосам снизу, о ней знают Амальрик и его подручный Ораст. Еще две женщины, поправил он себя, но их уже можно считать мертвыми — служители Митры наверняка отправят отступниц на костер. Жаль, он не услышал всех подробностей, но и того, что достигло его ушей, было достаточно.
Вот оно в чем дело! Аргосец, не в силах справиться с нахлынувшим волнением, присел на каменный столбик. Его не особенно заботила жизнь владетелей Хельсингера, но даже он замечал, что вернувшийся после смерти старого
Облокотившись на колени, молодой человек закрыл лицо руками и задумался, что же ему делать.
Эрленд попал в Хельсингер пять лет назад. Он встретил одного из своих знакомых, который служил в замке, и тот замолвил за него словечко перед герцогом Гюннюльфом. Герцог взял Эрленда воспитателем своей дочери Хайделинды. У девочки, а молодой герцогине исполнилось тогда двенадцать лет, была куча бабок и нянек, но герцог непременно хотел, чтобы будущая владелица замка и окрестных земель научилась читать и писать. Также аргосцу поручили обучить ее искусству обращения с оружием. В то время он, сын небогатого чиновника из Нумалии, только что вернулся в родной город после нескольких лет, проведенных сначала в одном из аквилонских монастырей, а потом, после побега оттуда, в Аргосе, на родине его отца. В Мессантии юноша провел три года, и судьба свела его со многими полезными людьми. Так получилось, что большинству приобретенных им знаний и навыков он был обязан этому богатому портовому городу.
Хотя Аквилонию справедливо называют жемчужиной Запада, и ее замки и дворцы считаются самыми роскошными, а музыканты и поэты стремятся попасть туда так же, как мастеровые и торговцы, много товаров и диковин из других стран, прежде чем попасть в северное королевство, приходят в Мессантию. Чтобы построить корабль, надо обладать куда большим умением, чем замостить дорогу, а вести суда по бурному морю в дальние порты — гораздо сложнее, чем пасти скотину на тучных пастбищах. Поэтому знающие и ученые люди никогда не были лишними в Аргосе. Эрленду повезло, и он некоторое время провел среди народа, чья кровь текла и в его жилах. Пытливый ум юноши помог ему постичь достаточно премудростей, о которых многие в Немедии никогда и не слышали.
Случалось участвовать и в сражениях с зингарцами, когда он, голодный, без всяких средств к существованию, нанялся солдатом патруля в Рабирийские горы. Природная ловкость и быстрота не раз выручали его в схватках, когда мечи, сталкиваясь, высекали снопы искр. Много пришлось повидать на чужбине, и многому удалось научиться. Эрленд за эти годы, кроме аргосского, который он знал с детства, выучил несколько других языков, благо в мессантийский порт заглядывали корабли из самых далеких стран. Молодой человек мог объясняться на их наречиях даже с жителями Стигии и чернокожими кушитами. Кроме того, он обладал несомненным талантом изображать на бумаге военные и бытовые сцень>или же портреты своих знакомых. Когда он вернулся в Немедию и раздумывал, чем стоит заняться, предложение старого знакомого пришлось как нельзя кстати. Двадцатилетний искатель приключений, солдат и путешественник, книгочей и художник очутился в Хельсингере, замке, затерянном на северных границах его родины.
Девочка, которую он должен был воспитывать до совершеннолетия, была еще совсем ребенком — с угловатым неоформившимся телом и совершенно детскими повадками. Не знавшая никого, кроме своих родителей и обитателей замка, она все свое время проводила с приставленными к ней женщинами и дочкой управляющего Сюннивой. Отец с матерью не слишком интересовались жизнью дочери, несмотря на то что она была
Эрленд до сих пор помнил недоверчивый, исподлобья взгляд фиалковых глаз девочки, когда он впервые был представлен юной герцогине. Однако время шло, и скоро Хайделинда так привязалась к новому воспитателю, что его отлучки по делам в Нумалию заставляли ее грустить, а по возвращении аргосца она с детской непосредственностью бросалась тому на шею. Эрленд понемногу учил наследницу языкам и кое-чему из наук, которые были по силам ее возрасту, а также занимался с девочкой фехтованием, потому что герцог считал владение оружием одной из самых важных наук. Эрленд привязался к своей воспитаннице. Она обладала пытливым любознательным умом и иногда своими вопросами даже ставила в тупик учителя. Больше всего ей нравились прогулки на природе и занятия с оружием. Хайделинда научилась так здорово попадать в цель метательным ножом, что даже аргосец не мог выиграть у нее состязание, когда они с двадцати шагов пускали клинок в ствол старого вяза, росшего на берегу реки.
Женщины в северных землях созревают позднее, чем сверстницы из южных стран. Те уже в двенадцать лет нередко казались вполне сформировавшимися женщинами, и Эрленд в свою бытность в Мессантии частенько проводил время с такими прелестницами в портовых тавернах и веселых домах. Хайделинда, напротив, до четырнадцати лет выглядела подростком, наивным и беззащитным. Эрленд вспомнил, что в первые годы она не стеснялась нагишом купаться в его присутствии в прохладных озерцах, когда они гуляли по лесам и полям и он показывал ей травы и растения.
— Что же ты не идешь купаться? — спрашивала она своего наставника, — Конечно, твоя аргосская кровь не выносит холода Немедии! — смеялась юная особа, плескаясь и брызгая на наставника водой.
Эрленд отшучивался, как мог, и отходил подальше в лес, чтобы не видеть ее худенького стройного тела с узкими бедрами и едва наметившейся грудью. Но в последний год, перед ее отъездом в Аквилонию, Хайделинда в одночасье расцвела, как часто бывает с девушками в этих краях.
Еще несколько лун назад это была угловатая девочка-подросток, и вдруг внезапно перед всеми предстала молодая красивая девушка с плавными движениями и телом взрослой женщины, способным свести с ума любого повесу. Она была похожа на свою мать — такие же светлые, только с пепельным отливом волосы, высокая грудь и стройные длинные ноги, отличаясь от нее лишь цветом глаз, которые были у Хайделинды темно-синие, с фиолетовым отливом. Впрочем, она продолжала бросаться ему на шею до того дня, когда в один прекрасный момент он, сам не понимая, что делает, обнял в ответ хрупкие плечи и поцеловал яркие, чуть припухлые губы. Он впился в ее рот, словно никогда до этого не знал женщин, и очнулся, лишь почувствовав, как маленькие кулачки упираются в грудь. Эрленд, пылая от стыда, отпустил девочку. Она посмотрела странным взглядом, но ничего не сказала, однако их отношения с той поры стали совсем другими — чуть натянутыми и без той теплоты и дружеских шуток, которые они позволяли себе раньше.
Именно тогда Эрленд с ужасом понял, что влюбился в свою воспитанницу, пятнадцатилетнюю наследницу Хельсингера. Не могло быть и речи о том, чтобы ему, отпрыску незнатного рода, удалось породниться с семьей одного из самых влиятельных нобилей Немедии.
Сгорая от любви, испытывая невероятные мучения, он совсем было собирался покинуть замок, но события, до того разворачивающиеся неспешно и плавно, вдруг закрутились словно белка в колесе. В Хельсингере появился брат герцога Бьергюльф, и вскоре Гунхильда уговорила мужа отправить дочь в Митрианский монастырь в Аквилонию, с тем чтобы закончить ее образование. Герцог не хотел отпускать Хайделинду так далеко, но жене удалось настоять на своем, и Гутторм с Иваром отвезли ее в монастырь где-то в Пуантене.