Колдовство любви

Клоу Аннет

Лали уже не помнила себя. Что-то властное командовало каждым движением ее тела, заставляя забыть о разуме. Страсть, только страсть сейчас владела ее сознанием. Стиснув зубы и крепко зажмурив глаза, Лали запустила пальцы в волосы Антонио и притянула его к себе. Он повиновался, и она ощутила магический жар, разгорающийся внутри своего тела… А потом все замерло.

Долгие секунды, показавшиеся ему вечностью, Карриоццо боролся между чувством и клятвой. Желание Антонио овладеть юной красавицей было настолько сильно, что сдерживаться уже не хватало сил. Но мысль о том, что, уподобившись развратному шахзаде, он

воспользуется доверчивостью Лали и ее неразумным стремлением отведать запретный плод, заставила его остановиться.

– Не теперь, – хрипло произнес Антонио, поспешно натягивая штаны, ругая себя за то, что затеял эту опасную игру.

Два коротких слова долго блуждали по опьяненному страстью сознанию Лали, пока не достигли цели. Пробуждение от грез было болезненным. Девушке хотелось кричать от негодования и разочарования.

– Почему? – прошептала она, с трудом сдерживая слезы.

– Не могу. Я дал клятву.

– Клятву? Кому?

– Себе.

– Какая глупость! Об этом, кроме нас, никто не узнает, – девушка недоуменно пожала плечами.

– Об этом узнает Господь.

Лали почувствовала себя гадко. Сжавшись в комочек, она прикрыла глаза руками.

– Неужели я хуже наложниц из гарема? – сдавленным голосом пробормотала девушка. – Им ты не отказывал в своих ласках.

– Ты в тысячу раз лучше тех женщин, Лали. Если ты была бы такой, как они, я не желал бы тебя так сильно. И не прикоснулся бы к тебе.

– Прикоснись… – Лали метнулась к Антонио и, свернувшись клубочком у него на коленях, еле слышно взмолилась: – Пожалуйста…

– Лали… – упавшим голосом простонал Антонио, приподнимая ее подбородок и заглядывая в темные, как ночь любви, глаза, – не мучь меня… Если я позволю себе забыться, то боюсь, что мы оба пожалеем об этом. Никто не знает, что нас ждет в Италии. Если тебе суждено найти своих родных, ты должна вернуться невинной, чтобы не выслушивать упреки за то, что выросла в гареме. Я не хочу, чтобы ты возненавидела меня и считала подобием Мехмеда и Джаноцци.

– Возможно, я никогда не найду своих родных. Зачем же нам мучить себя?.. И потом, я знаю, что мужчина и женщина могут доставить друг другу удовольствие, не заходя слишком далеко, – осторожно предложила Лали. – В гареме даже некоторые женщины помогали друг другу…

– Ты можешь не вспоминать о той жизни? – рявкнул Антонио и резко вскочил на ноги, сбрасывая девушку со своих коленей на постель.

Схватив в охапку подушку и одеяло, Карриоццо швырнул их на сундук и рухнул вслед за ними, отвернувшись к стене и поджав длинные ноги.

– Что ты делаешь? – девушка испуганно смотрела на сердитые плечи и затылок Антонио. – Тебе же неудобно!

– Здесь в тысячу раз удобнее, чем лежать в постели со слишком опытной в любви девственницей!

Упав лицом в подушку, девушка тихо заплакала, стараясь сдержать рыдания. Почему он так рассердился? Нет ничего дурного в том, что она предложила. Как жаль, что она невнимательно слушала речи опытных наложниц и потому не знает, как угодить мужчине.

34

По приказу капитана для Лали натянули шатер на носу галеры, и теперь девушка почти все время проводила на верхней палубе, не привлекая любопытные глаза мужчин. За неделю плавания Лали успела привыкнуть к Франческо и была очень благодарна за заботу о

ней: несмотря на морской ветер, воздух днем был невыносимо душным, и находиться в каюте было настоящей пыткой. Порой Лали сравнивала Антонио и его кузена и находила, что капитан был, пожалуй, привлекательнее Карриоццо. Крепкий, сильный, гибкий, как кошка, Франческо был несомненно умелым воином и обаятельным мужчиной. На его закаленном солнцем и морским ветром лице отражением аквамариновой волны блестели ясные синие глаза, в которых постоянно играли смешливые искорки, а улыбчивые губы обрамляли золотистые усы и светлая бородка. Одевался капитан с намеренной роскошью: статную фигуру прекрасно подчеркивал нарядный камзол с прорезями, в которых виднелись рукава белоснежной рубашки; сильные ноги облегали темные бархатные бриджи и высокие сапоги с пряжками; курчавые, с легкой сединой волосы прикрывала черная шляпа, украшенная пряжкой с чудесным сапфиром. После достопамятной стычки в первый день плавания Франческо старался поменьше общаться с Лали и лишь издали с усмешкой наблюдал за тем, как развиваются отношения между девушкой и Антонио: мирную перепалку то и дело сменяло упрямое взаимное молчание.

После первой ночи на корабле Антонио подвесил в каюте гамак и спал теперь только в нем, не делая ни малейших попыток забраться в постель своей спутницы. Он вел себя так, словно и впрямь был евнухом. Даже ни разу не пробовал поцеловать Лали. Наблюдая за ним, девушка злилась и начинала придираться без всякого повода. Но сердилась она большей частью на саму себя. Проклятое гаремное воспитание заставляло ее изнывать от желания постельных утех. Да и злосчастный опыт в ненавистных объятиях Мехмеда не прошел для нее бесследно.

– Скучно… – Лали наморщила носик, перекатывая в ладони кубики из слоновой кости, которые они бросали уже около получаса.

Чаще всего Антонио днем находился возле капитана, но сегодня решил спрятаться от палящего солнца в ее шатре и, чтобы чем-то занять себя и Лали, предложил ей игру в кости.

– Эта игра пользуется большой популярностью по всей Европе, – хмыкнул Антонио. – Мой брат Филиппо очень любил в нее играть, хотя чаще всего проигрывал.

– Мне больше нравятся шахматы, – девушка потянулась, как кошка, поудобнее устраиваясь на ковре.

– Ты когда-нибудь забудешь свои восточные привычки? – нахмурился Антонио.

Девушка обиженно взглянула на него.

– В шахматах нет ничего дурного. А в остальном я прилежно выполняю все твои указания: приподнимаю юбки и делаю мелкие шаги при ходьбе, разговариваю по-итальянски и не ругаюсь по-турецки, пытаюсь привыкнуть к этой ужасной еде…

– И отказываешься носить шляпу, чтобы уберечь свою светлую кожу от солнца, – Антонио с улыбкой дотронулся до веснушек, щедро усеявших ее маленький носик.

Смутившись от его нежного прикосновения, Лали опустила глаза, но тут же вскочила на ноги и легкой птицей покинула шатер. Антонио последовал за ней.

– Я люблю солнце, – заявила девушка, гордо подставив лицо солнцу. – Солнце и тепло.

– Спешу тебя огорчить: в Италии солнце светит не так жарко, как в Стамбуле. Особенно в то время, когда лето закончилось. Наверно, именно по этой причине большинство детей рождаются ближе к осени.

– Почему?

В глазах Антонио заискрилось лукавое веселье.