Колдун Нагаш
Шрифт:
— Вперед! — прокричал он своему возничему.
Тот изо всех сил хлестнул кнутом, призывая Птра придать силы рукам.
Пехота отступала, закаленные в битвах разетрийцы воспользовались своим преимуществом, вгоняя клин все глубже. Враг на правом фланге оказался отрезан от своих соратников и оставлен на милость умирающих от жажды людей-ящеров. Те отрывали головы мертвым и раненым и отправляли их в пасти, дробя своими ужасными челюстями. Без поддержки кавалерии копейщики тоже дрогнули, мгновение спустя решимость им изменила, и они побежали, спотыкаясь
Рак-амн-хотеп ликующе взревел.
— Направо! — приказал он.
Колесницы повернули и надавили на незащищенный центр вражеских боевых порядков. Стрелы вонзались во врага со всех сторон, началась паника. Увидев, что левый фланг смят, воины противника повернулись и побежали. За какие-то несколько мгновений все склоны барханов были усыпаны бегущими. Разетрийцы хватали их за пятки, как волки, и убивали каждого, до кого могли дотянуться.
Облегчение и ликование захлестнули измученного царя. Сражение продолжалось меньше получаса, если судить по солнцу. Пылающий нимб Птра исчез, окрасив западную линию горизонта в алый цвет. Если повезет, думал царь, авангард доберется до дарующих жизнь источников к сумеркам.
Разетрийские пехотинцы взобрались на бархан вслед за противником и исчезли из виду. Кавалерии и колесницам приходилось труднее — песок расползался под копытами лошадей. Рак-амн-хотеп уже обдумывал, как будет теснить врага, отправив вдогонку свежие силы легкой кавалерии. Колесница наконец-то поднялась на вершину, дернулась и остановилась.
Рак-амн-хотеп вскинул руку, пытаясь удержаться при резком рывке, с его губ было готово сорваться ругательство, и тут он сообразил, что преследование прекратилось по всему фронту. Остатки вражеской армии в беспорядке бежали через широкую каменистую равнину в сторону источников. И, похолодев, царь понял почему.
Там, на дальнем конце равнины, у окутанных туманом источников, от одного края горизонта до другого вытянулась линия пехоты и лучников. Солнце бросало кровавые отсветы на чащу поднятых вверх копий и на круглые отполированные шлемы. Их было не меньше десяти тысяч. За копейщиками стояли крупные формирования тяжелой кавалерии, а небольшие отряды легкой кавалерии сновали перед боевыми порядками, как стаи голодных шакалов.
— Во имя всех богов, — в благоговейном ужасе прошептал Рак-амн-хотеп.
Теперь он понял: войско, которое он только что разбил, было всего лишь авангардом главных сил Узурпатора.
Экреб остановил колесницу рядом с царем.
— Что будем делать теперь? — спросил он.
Рак-амн-хотеп потряс головой, глядя на легионы безмолвных воинов, ждущих с другой стороны равнины.
— А что мы можем сделать? — с горечью произнес он. — Придется отступить и сообщить печальное известие остальной армии. Завтра соберем все наши силы и будем сражаться не на жизнь, а на смерть.
КНИГА ВТОРАЯ
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Атака
Бел-Алияд, Город Специй, 63 год Птра Сияющего
(— 1744 год по имперскому летосчислению')
Вино из фиников было густым и приторно-сладким. Акмен-хотеп поднес кубок к губам, сделал глоток и поморщился. Воздух в царской палатке был прохладным и неподвижным. Не горела ни одна лампа, не тлел уголь в жаровне, несмотря на ночную прохладу. Царю прислуживали всего двое рабов; в страхе широко распахнув глаза, они робко стояли на коленях у входа в палатку.
В лагере царила тишина, только издалека слышалась негромкая музыка послушниц Неру, как обычно проводивших ночное бдение. Царь поднял глаза на силуэт, вырисовывавшийся в холодном лунном свете.
— Чего ты хочешь, брат? — спросил он голосом, охрипшим от вина.
Мемнет ответил не сразу. Верховный иерофант еще немного постоял у входа, привыкая к темноте, и только потом устало прошаркал внутрь и сел в кресло рядом с царем. Он сделал жест, раб торопливо прополз по песчаному полу и вложил кубок в руку жреца.
— Решил, что мы с тобой можем выпить вместе, — задумчиво произнес Мемнет, принюхиваясь к сильному запаху фиников и морщась. — А воды нет?
Акмен-хотеп сделал еще глоток.
— Я пью его не ради вкуса, — негромко ответил он.
Верховный жрец кивнул, но ничего не сказал, сделал пробный глоток и произнес:
— Не нужно винить себя за случившееся. Это война.
— Война, — буркнул Акмен-хотеп в кубок. — Это не та война, которую знали наши отцы. Это… это абсурд! — Допил остатки и гневно сверкнул глазами на раба. Тот быстро подполз к нему с новым кувшином. — И чем жестче мы сражаемся, тем становится хуже.
Он резко повернулся. Раб от неожиданности плеснул тягучее вино на руку царю.
— Что с нами происходит, брат? — воскликнул Акмен-хотеп. Его красивое лицо исказило отчаяние. — Неужели боги нас покинули? Куда я ни повернусь, везде смерть и разруха. — Он поднес к лицу наполненный до краев кубок, глядя пустыми глазами. — Иногда я боюсь, что, даже если сумею победить Узурпатора, мы уже никогда не избавимся от него.
Мемнет долго смотрел в свой кубок, потом сделал глоток.
— Возможно, и не должны, — негромко сказал он.
Царь замер. Мемнет не отвечал. На его лице появилось затравленное выражение, и Акмен-хотеп внезапно увидел, как изменились черты брата с того рокового дня под Зедри. Лицо жреца теперь походило на маску, неловко насаженную на череп. Мемнет сделал большой глоток и тяжело вздохнул.
— Ничто не вечно, — произнес он наконец. — И не имеет значения, во что мы верим. — Верховный жрец откинулся на спинку кресла, покрутил в руках блестящий кубок. — Кто помнит имена богов, которым мы поклонялись в джунглях, до того, как пришли в Благословенную Землю? Никто. О них не упоминается даже в самых древних свитках в Махраке. — Он поднял глаза на царя. — Они нас покинули или мы их?