Колдунья-беглянка
Шрифт:
Поначалу он действовал осторожно, скованно, словно опасаясь ее испугать страстным напором – но, вскоре уловив, что на его поцелуи и ласки отвечают с достаточной опытностью, стал и смелее, и предприимчивее. Пока он расстегивал на ней рубашку, Ольга не отрывалась от его губ и, ощутив нетерпеливые ладони на своей груди, подумала мельком, что жизнь все же как-то налаживается…
Глава четырнадцатая
Любитель редкостей
Пробуждение выдалось самое безмятежное – Ольга пребывала, как сразу вспомнила, открыв глаза, в безопасном месте, и жизнь пока что складывалась, и крыша над головой имелась, и не было нужды пробавляться сухой корочкой
Вышепомянутый индивидуум вскинулся вдруг с придушенным воплем, хватая воздух руками, сел в постели, озираясь, не сразу вернувшись в реальность. Увидев Ольгу, блаженно обмяк, опустился на подушки и уставился в потолок с видом полного довольства жизнью. Идиллия, а? Словно в пасторальном романе аббата Бенуа о счастливых пейзанах…
– Тебя, часом, не разъяренный Сперантьев преследовал, требуя вернуть брильянты?
– Хуже, – сказал Анатоль, слегка поеживаясь. – Привиделось вдруг, будто все почудилось, а на самом деле не было ни брильянтов, ни тебя…
– И о чем же ты больше сожалел, позволь спросить? – лукаво прищурилась она.
После чего была сграбастана, опрокинута на спину, жарко расцелована и некое неотмеренное, но безусловно долгое количество времени тихонечко постанывала в объятиях опытного любовника, отвечая со всем пылом. Когда страсти улеглись и они лежали молча, умиротворенные, наконец-то последовал ответ, о коем следовало догадаться заранее:
– О тебе, конечно. Камушков на свете много, а вот ты… – он искренне рассмеялся. – Вот что делает с человеком предосудительный образ жизни. Будь ты по-прежнему благонравной барышней из хорошего дома, а я – блестящим, но ординарным гвардейским поручиком, мы ведь могли и не дойти до такого… уж наверняка. Вообще могли разминуться, как две лодки на Неве…
– Пожалуй, – согласилась Ольга.
И подумала про себя, что она в «предосудительный образ жизни» окунулась помимо собственного желания – но это ни о чем не говорит, всего лишь констатация факта. Анатоль оказался хорошим любовником, на него можно полагаться в опасных делах, а значит, они надолго связаны одной веревочкой: чем-то это напоминает известную истину о том, что основанный на трезвом расчете брак гораздо прочнее и счастливее того, что берет начало в пылкой любви…
– Что ты хмуришься?
– Да не дает мне покоя вчерашняя сцена со Сперантьевым, – сказал Анатоль после некоторого колебания. – Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы, слушая тебя, дорисовать картину… Значит, все же имеется некий заговор? И все серьезнее простого покушения на государя?
– Знал бы ты, насколько… Прости, но у тебя такой вид, словно ты задумался, нельзя ли извлечь из этих знаний какую-нибудь выгоду…
– Мысль такая наличествовала, – признался Анатоль, чуть вымученно улыбаясь. – Но, вспоминая некоторые прозвучавшие из твоих уст имена и домысливая… Из таких дел лучше и не пытаться извлечь что-то для себя. Чересчур рискованно.
– Рада, что ты это понял, – сказала Ольга. – То, что нам вчера удалось, случается только раз. Никаких сомнений: Сперантьев кинется к друзьям, расскажет все… А поскольку я наврала насчет следствия и арестов, все они на свободе и в полной силе, могут нас стереть в порошок, не особенно и напрягаясь.
– Согласен. Потому-то и намереваюсь побыстрее уехать в Европу. У человека полета камергера наверняка сыщется превеликое множество собственных шпионов и сыщиков, они тебя уже наверняка ищут по Петербургу…
«Ты и не представляешь, – подумала Ольга, – кого он может пустить по моим следам: созданий, от которых не спасет ни шпага в трости, ни лучшие кухенрейтеровские пистолеты… стойте, стойте, а если
– Послушай, – сказала она, тщательно взвешивая слова. – Ты уже несколько лет вращаешься в довольно… специфическом обществе. Многое должен знать, много чего наслушался. Ты никогда не слышал, чтобы в Петербурге потаенно действовали силы… ну, скажем, не вполне человеческие?
– О господи! – с досадой сказал Анатоль. – И ты туда же? Оленька, ты мне представлялась умной, трезвомыслящей, этакой современной амазонкой… Неужели и у тебя голова забита мистикой, почерпнутой из английских готических романов? Нечистая сила, шмыгающая в потемках по залитым зловещей тьмой, окутанным таинственным мраком улицам Петербурга… Есть у меня один знакомый, некто Артамонов… о нет, не из наших, но собеседник интересный, собутыльник неплохой, остер на язык, умен, начитан, много путешествовал и повидал… Так вот, есть у Николаши Артамонова этакий пунктик: когда превысит меру горячительного, любит загадочными намеками и полупризнаниями излагать завлекательные истории о всякой бесовщине, якобы правящей бал в ночном Петербурге. Если бы не эти забобоны – прекраснейший человек. Вот уж он к подобной мистике отнесся бы с самым живейшим интересом. А я, прости, ни во что такое не верю… в наш-то век? Стыдно. Электрические машины, суда, плывущие посредством механизмов, гальванический телеграф, а теперь еще и чугунная дорога, по которой опять-таки посредством пара двигаются самобеглые экипажи… И на фоне всего этого прогресса – дедовские побасенки о бесиках? Неужели ты всерьез…
В его голосе звучали такая насмешка и непоколебимая убежденность в собственной правоте, что Ольга, вздохнув про себя, отказалась от дальнейших попыток продолжать беседу в этом направлении. Ясно теперь: сам он никогда не сталкивался ни с чем, что заставило бы его поверить…
– Ну, что ты, – сказала Ольга насколько могла убедительнее. – У меня просто-напросто веселое настроение, хочется болтать о всякой чепухе…
– Слава богу. А то я уж было решил, что и ты… Единственное проявление потусторонних сил, с каким я сталкивался, имело место года два назад в Кронштадте, когда к одному прижимистому старикашке стал являться призрак… вот только все эти мистические визиты были от начала и до конца подстроены моим беззастенчивым приятелем Володенькой Шлегелем. Племянником означенного скупца. Дядюшка его держал в черном теле, что было достаточно бессмысленно: Володенька был его единственным родственником и наследником… и, между прочим, не столь уж и заправским мотом, на фоне иных смотревшимся паинькой. Умен и изобретателен был Шлегель-младший, да и умными книгами не пренебрегал. Погоди…
Он выбрался из постели, шлепая босыми ногами, добрался до книжной полки, быстро отыскал там разлохмаченный том в покоробившемся переплете и лег рядом с Ольгой, заранее ухмыляясь, листая жухлые страницы:
– Вот, изволь… «Ономатологии куриоза артификуоза от магика, или словарь натурального волшебства», перевод с немецкого, издано в Москве, в университетской типографии Ридигера и Клаудия в тысяча семьсот девяносто пятом году. Отличнейшее двухтомное пособие для авантюриста, желающего заморочить простакам голову и выманить денежки с привлечением якобы сверхъестественных сил. Слушай. «Кошка, посредством оной стук в доме произвесть и тем кого-нибудь напугать. Наполнить четыре скорлупы грецкого ореха смолою и в каждую влепить кошачью лапу. Пустить кошку в этом наряде бегать ночью на потолок, то произведет она необычайный стук». Здесь еще много подобных рецептов, которые на мистически настроенных субъектов действуют убойнейше. Володенька использовал не менее дюжины… и, знаешь, своего добился. Дядюшка помягчел душою, задумался и о вечном, и о доброте, и содержание племяннику увеличил значительно. Вот и вся известная мне мистика…