Колдунья из Треугольного переулка

Гравицкая Нина

– Так мы что – будем просто так стоять и ничего не делать? – кипятился Леня, – надо же что-то предпринимать!

На него было жалко смотреть, мальчик весь дрожал от вечерней прохлады и нервного перевозбуждения, глаза у него горели.

– Ленечка, иди ко мне, – взглянув на него, – велела Анна, – ты ведь совсем раздетый, простудишься. Леня послушался и, припав к животу Анны, по-детски расплакался.

– Надо ждать, пока вернется твой папа, мой мальчик, – неумело погладил его по голове Гурович. – Наберись терпения, криками да слезами тут не поможет, будем ждать…

Яков

принес из дому скамейки, и все скорбно расселись у входа. Володя Гурьев примостился с другой стороны от Анны и вскоре мальчики, согретые ее теплом, постепенно уснули.

Поиски продолжались до самого утра, к этому времени толпа у входа в катакомбы значительно поредела. Обитатели больничного двора постепенно разошлись по своим домам, учитель с женой по настоянию Гуровича, также уехали к себе домой, предварительно заручившись его обещанием держать их в курсе результатов поиска.

Наконец, с первыми лучами солнца из катакомб стали выходить люди. Первыми вышли пристав с доктором, вид у них был усталый и озабоченный.

– Папа! – подбежал к нему Леня. – Где Маня?!

Доктор удрученно развел руками и тут же бросился к Анне, которая, вскочив им навстречу, едва не упала. От пережитых волнений она едва держалась на ногах.

– Не нашли? – угрюмо констатировали Яков Натанзон, и пристав в ответ только устало кивнул головой.

– Может, стоит еще поискать? – неуверенно предложил фельдшер.

– В катакомбах искать далее бесполезно, – удрученно покачал головой пристав, – мы осмотрели все штольни, но даже следов ваших пропавших там не обнаружили, так что расходитесь по домам.

Все направились к Якову и провели во флигеле оставшееся до утра время. Когда совсем рассвело, Леню и Володю, несмотря на их протесты, отправили в лицей, пообещав, что через пару дней их на выходные заберут обратно. Яков и доктор Капилло засобирались на работу, и тут неожиданно Анна заявила:

– И я с вами.

Гурович, наклонившись к доктору, тихо шепнул ему:

– Отговорите ее, Аркадий Константинович, вы же видите, она еле на ногах держится.

– Разрешите с вами не согласиться, уважаемый Йосиф Давидович, – так же тихо возразил ему доктор, – Анне сейчас лучше быть на людях, поверьте.

Так начался первый день без Мани. Дальнейшие поиски Марии Картамышевой и доктора Павла Загребельного распространились на всю территорию необъятной российской империи, однако по-прежнему не дали никаких результатов.

За это время бедная Анна так похудела и осунулась, что от нее остались одни лишь глаза,

с которых не сходило выражение скорби и отчаяния. Гурович не мог без слез смотреть на несчастное лицо своей дочери: перед его глазами сразу вставал образ жены, умершей от горя и тоски, когда много лет назад пропала их собственная дочь.

– Я не переживу этого во второй раз! – не переставал он повторять доктору. – Не переживу! Нужно что-то делать!

– Что я могу сделать? – в отчаянии восклицал доктор. – Анна не хочет жить! Если бы не работа и Леня, мы бы уже потеряли ее. Слава богу, что есть хоть что-то, что может ее как-то отвлечь.

Володя Гурович отказался возвращаться к деду и какое-то время жил во флигеле, затем, когда

тяжело заболел Леня Капилло, им с Анной пришлось перебраться в дом доктора: мальчик лихорадил, бредил, звал Маню, и не хотел отпускать от себя Анну ни на шаг. Забота о детях отвлекала женщину, не давая ей впасть в глубокую депрессию, а когда Леня поправился и вернулся в лицей, она с головой ушла в работу. Володю забрал отец, которого вызвал враждовавший ранее с ним тесть, и в этой семье все пошло на лад: все помирились и простили друг другу старые обиды. Якову Натанзону временно пришлось заменить пропавшего доктора Загребельного, и работы у Анны в больнице прибавилось за двоих. Она уже давно исполняла обязанности медсестры, причем делала это исключительно профессионально.

Как-то раз, делая обход в больнице, доктор Капилло увидел Анну, которая, сидя на постели больной держала, наклонившись к ее груди, приставленную к уху тетрадь, свернутую трубочкой.

– Что вы делаете, Анна? – поинтересовался доктор.

– Слушаю больную, Аркадий Константинович, – невозмутимо ответила молодая женщина, – она жалуется на усиленное сердцебиение.

– А зачем вам тетрадь? – внимательно взглянул на нее доктор.

– А так гораздо удобнее, попробуйте, – предложила она, передавая ему трубку, – слышите? Удары сердца через трубку гораздо более четкие, чем при простом приложении уха к области сердца.

– А вы знаете, Анна, – с интересом взглянул на нее доктор Капилло, – что вы совершили бы переворот в диагностике, если бы до вас это уже не сделал кто-то другой?

– Что вы имеете в виду, Аркадий Константинович? – удивленно подняла на него глаза молодая женщина.

– Я говорю о французском враче, Рене Лаэннеке, который создал прибор, названный стетоскопом. Принцип его действия такой же, как у вашей тетради, правда, широко он еще пока не используется.

– Это странно, – задумалась молодая женщина.

– Что именно тут странного? – переспросил ее доктор.

– Мне кажется, что это никакое не открытие, я уверена, что каждый врач рано или поздно приходит к такому же выводу, что и я. Кроме того, этот метод используется уже давно, если я не ошибаюсь, о нем писал еще Жан Корвизар [14] .

– Вы знакомы с исследованиями Корвизара? – удивленно уставился на нее доктор Капилло, – вы меня поражаете, Анна, все больше и больше.

14

Жан Корвизар (Corvisart Jean Nicolas) – врач, основатель французской научной школы терапевтов. Жан Корвизар внедрил в практику перкуссию – физический метод медицинской диагностики, заключающийся в простукивании определённых участков тела и анализе звуков, возникающих при этом. По характеру звука врач определяет физическое состояние внутренних органов.

Наполеон I в 1807 году приглашает Корвизара в свою медицинскую свиту в качестве лейб-медика и вскоре присваивает ему звание барона Империи. Во времена Реставрации Корвизар заведовал медицинским департаментом Франции