Колдунья поневоле
Шрифт:
– По-моему, это достаточно щедро, – возразила Ольга.
– Скажете тоже! Тут и сотой доли не будет от того, что получит Татьяна.
– Но она-то, в конце концов, родная дочь, а я – приемыш, воспитанница…
– Все равно, это страшно несправедливо, – убежденно сказал Джафар, одним движением руки отправил бумаги в никуда, так что они моментально исчезли с глаз, развалился в кресле и заговорил серьезно: – Так вот, вы, хозяйка, можете без особых усилий эту несправедливость исправить. Вам совсем нетрудно будет устроить так, чтобы по новому завещанию вы генеральское достояние поделили поровну. Что вы, что вы, я вас и не подстрекаю отобрать у Танюши все. Я ж не зверь какой, у меня тоже сердце имеется… – продолжал он вкрадчиво. –
– Не пойдет, – сказала Ольга.
– Ценю ваше великодушие и душевное благородство. При виде столь совершенных добродетелей мои чувства к вам становятся еще более… Ах, простите, хозяюшка, увлекся. Что бы вам еще посоветовать? Езжайте в Петербург, а там вы в два счета подтолкнете какого-нибудь сановника на вас жениться. Императорские балы, высший свет и все такое… Ей-ей, это вполне в ваших силах.
– Почему у вас все идеи какие-то скучные?
– А что еще человеку нужно? – с искренним недоумением спросил Джафар. – Милая Оленька, я которую сотню лет наблюдаю за человечеством, кручусь как белка в колесе по воле очередного хозяина и ни разу не видел, чтобы дело обстояло иначе. Всегда одно и то же: люди жаждут золота и почестей… Неважно, как именно называются монеты и какой титул носит верховный властелин. Потому что желание одно: собрать как можно больше этих самых монет и оказаться как можно ближе к этому самому властелину. Где бы ни происходило дело, куда бы меня ни заносило. Даже у голых дикарей в жарких странах – а меня однажды угораздило там побывать в услужении – то же самое. Разве что некоторые жаждут еще военной славы или возможности без труда заполучить любую приглянувшуюся женщину – или, соответственно, мужчину, если владелец моего… в общем, меня – женского пола. Всегда одно и то же…
– Вот тут я вас и поймала, – сказала Ольга не без торжества.
– Простите?
– А прежний ваш хозяин? Мельник? Он-то, насколько я знаю, совершенно не стремился куда-нибудь поближе к императорскому двору, на золоте не ел, в карете шестеркой не ездил. Что-то у вас не складывается…
– Ах, мельник… – усмехнулся Джафар. – Тут дело другое. Он с некоторых пор попросту пресытился, понимаете? Ему это наскучило – блеск двора, генеральские мундиры, горы брильянтов и все такое прочее. Прискучило, понимаете? А допрежь Сильвестр наш – кстати, никакой и не Сильвестр – форменным образом блистал, забавляясь чинами и титулами. Долго жил на свете, вот и наскучило. Назови я вам то его имечко, под которым он в истории значится, вы б ахнули и не поверили, хотя это чистая правда. Ну, так тоже бывает, когда живешь дольше, чем обычный человек. Наскучило, вот он и сидел последние сорок лет в вашей глуши. Согласитесь, основной тенденции, про которую я вам толкую, это нисколечко не противоречит: одному прискучит, другому нет, но прежде-то оба с превеликим азартом и удовольствием извлекали выгоду из своего умения…
– Все равно, – сказала Ольга. – Как-то все это скучно, то, чем вы меня прельстить пытаетесь…
– Приобвыкнетесь, звезда моих очей… – протянул Джафар с нескрываемым превосходством. – Ой, приобвыкнетесь, попомните мои слова… А впрочем, наше дело маленькое. Наше дело – приказы исполнять, – он лукаво улыбнулся. – Олечка… А может, все же попробуем подружиться? Мы теперь одного поля ягоды, никто лучше меня не поймет и не оценит и душу твою мятущуюся, и красоту неземную, никто лучше и не приласкает. Сама подумай: за сотни лет приобретаешь такое умение исполнять все женские желания, что ни один из смертных не сравнится…
– Ты о чем-нибудь другом в состоянии думать? – фыркнула Ольга.
– Никоим образом, – серьезно сказал Джафар. – Когда ты сидишь вот такая, пленительно распустив кудри, и обнаженная ножка в нечаянном бесстыдстве виднеется…
Ольга
– Убирайся прочь. Оставь меня в покое. Мне сейчас необходимо побыть одной…
– Слушаю и повинуюсь, – покладисто вскочил Джафар, низко поклонился. – Едва во мне возникнет надобность, позови, и я моментально к твоим услугам…
Его слова звучали все тише, а сам он становился все прозрачнее, пока не исчез окончательно. Но тут же у двери сгустился насыщенный серебристым лунным сиянием воздух, и появились оба болвана, одинаковые с лица, глупо ухмылявшиеся. Двинулись к Ольге, гундя:
– Хозяйка, давай работу… От безделья с души воротит…
– А душа-то у вас есть, бессмысленные? – усмехнулась она уже без всякой робости.
– Откуда? – прогудел тот, что справа. – Но говорится так, вот и нахватались у людишек… Работу давай!
Волной накатился уже знакомый запах мокнущего в затхлой воде чурбана, к ней протянулись грубые лапищи. Но она словно прожила с момента пробуждения посреди ночи не пару часов, а пару лет – чувствовала себя на удивление спокойно и уверенно. Властно прикрикнула:
– Стоять! Будет вам работа…
Оба моментально остановились, насторожив острые беличьи уши. Ольга, посмеиваясь, сказала с расстановкой:
– Знаете, где на реке Бурундайке отмель с песочком? Ах вы, умницы мои… А ну-ка живенько туда. И свейте мне веревку из песка длиною в пять аршин. Пока не исполните, на глаза не показывайтесь. Живо!
Оба кивнули и, кланяясь, растаяли в воздухе. Ольга и не ожидала, что получится так легко и просто – что ж, приходится признать, что крестьянские сказки, по крайней мере некоторые, берут начало из действительности…
Она вспомнила про «кувшинчик», о котором упоминал Сильвестр как о средстве обуздать Джафара. Следовало завтра же поискать на мельнице – чутье подсказывало, что она еще хлебнет горя с нахальным и женолюбивым восточным созданием…
Ольга стояла у окна, глядя на полукругом видневшуюся из-за леса луну. Не было ни страха, ни тоски – скорее уж, если прислушаться к себе, наличествовала некая потаенная гордость: одним махом оказаться из княжеской приживалки, сиротки с неясным будущим и убогим капитальцем от генеральских щедрот… ну, известно, кем она оказалась, ни к чему повторять это слово лишний раз даже про себя…
От этой уверенной гордости чуточку кружилась голова. Ольга в единый миг стала кем-то: теперь не было нужды беспокоиться о будущем. Будущее, такое впечатление, устроено – и оно во исполнение мечтаний обещает оказаться безусловно интересным…
По всему телу приятно пульсировала, заливая до кончиков волос, до кончиков пальцев, некая сила, которую она еще не изучила толком, – но не пора ли осмотреться в неожиданно доставшемся наследстве?
Ольга, фигурально выражаясь, шла словно в потемках, будто вспоминая забытый сон. Плавным жестом отвела руки от груди, раскинув их в стороны, – и стоявшее рядом кресло, больно задев ее бок ножкой, взмыло, перевернулось спинкой вниз, словно на невидимой веревке, стало подниматься к потолку, где вот-вот должно было войти в роковое соприкосновение с хрустальной люстрой…
Остановить его удалось в последний момент, когда причудливо выточенные ножки уже почти касались хрустальных подвесок – Ольга теперь знала, как это делается. Осторожно опустила кресло на пол, не прикасаясь к нему руками. Подняла в воздух оловянный английский подсвечник с догоревшей почти свечой, подвесила в аршине от стола и, сосредоточившись, мысленно чиркнула неким огнивом.
Свеча послушно зажглась, так и висела в воздухе, догорающий фитилек чадил и постреливал искорками. Вернув свечу на место, Ольга тем же образом побаловалась с зеркальцем, графином, черепаховым гребнем и другими безделушками с туалетного столика, заставляла вещи летать под потолком то журавлиным клином, то вереницей, танцевать и кружить.