Колдунья
Шрифт:
ГЭВИН. Я положу ее на диван.
БЕЛ. От дивана держись подальше.
ДЖОН. Положи ее на этот чертов диван. Когда женщина теряет сознание, ее кладут на диван.
БЕЛ. И чье это правило?
ДЖОН. Это Пятая книга Моисеева. Господи, мне надо выпить!
(Идет к бару и наливает себе стакан, тогда как ГЭВИН укладывает ХОЛЛИ на диван).
ДЖЕН. Ты говорил, что эта женщина навсегда ушла из твоей жизни.
ДЖОН. Она ушла из моей жизни.
ДЖЕН. Никуда она не ушла. Стоит передо мной.
ДЖОН. Пожалуйста, не расстраивайся.
БЕЛ.
ДЖОН. Почему бы тебе не подняться наверх к своим поросятам?
ГЭВИН. Оставь ее в покое.
БЕЛ. Я тоже живу в этом доме, и, пожалуйста, не забывайте этого.
ДЖОН. Не представляю себе, как такое возможно. (Пьет).
ДЖЕН. Джонни, пожалуйста, выгони этих странных женщин из моего дома.
БЕЛ. Ты про меня?
ДЖЕН. Нет – про них.
ДЖОН. Это мой дом. Мой! Мой чертов дом. Я могу класть людей на диван, если мне того хочется. Я могу приводить слонов и устраивать цирк, если будет на то мое желание. А теперь пойди к Лейку и скажи ему, чтобы он привел доктора Макгорта. Этой девушке нехорошо.
ДЖЕН. Я – не твоя служанка. Она – твоя служанка.
ФЭЙ. Я была его служанкой. А теперь намерена стать его женой.
ДЖЕН. Не станешь ты его женой. Я – его жена.
БЕЛ. Я – его жена.
ДЖЕН. Ты – жена Гэвина.
БЕЛ. Тогда о чем мы говорим?
ДЖЕН. Я не знаю.
ДЖОН. Хорошо. Я приведу этого чертова доктора. Эти женщины когда-нибудь вгонят меня в гроб. Я это знаю. Просто знаю! (Ставит стакан, выходит на крыльцо, проходит мимо надгробий).
ГЭВИН. С Холли все в порядке?
ФЭЙ. Устала с дороги. И с едой у нас было не очень.
БЕЛ. Не думаю я, что тебе следует с ней говорить.
ГЭВИН. Заткнись, Бел.
БЕЛ. Не говори мне «заткнись»! Если эти женщины не уйдут из моего дома, я возьму ружье и застрелю их. (Убегает в глубину сцены к лестнице).
ГЭВИН. Бел…
ДЖЕН (хватает ГЭВИНА за руку). Подожди. Я пойду. Ты останься здесь.
ГЭВИН. Не хочу я оставаться здесь.
ДЖЕН. Сейчас Бел тебя слушать не станет. Я ее успокою, а потом принесу этим двоим еду, и будем ждать доктора. Не хочу я, чтобы эти женщины оставались одни в моем доме.
ГЭВИН. Хорошо.
ФЭЙ. Премного благодарна за гостеприимство.
(ДЖЕН смотрит на нее, уходит. ГЭВИН стоит столбом. ФЭЙ садится на диван рядом с ХОЛЛИ).
ГЭВИН. Не понимаю, что вы здесь делаете.
ФЭЙ. Когда ты уходил, земля промерзла. Мы не могли его похоронить, поэтому завернули в старые мешки из-под картошки и до весны положили в хранилище для кукурузных початков. Иногда я думаю, что он не умер. Но по ночам мне казалось, что кто-то у меня за спиной, идет следом. Если вечером я в комнате одна, он по другую сторону окну, смотрит на меня. Однажды поезд остановился в маленьком городе, у реки, окутанный туманом, так он скреб по стеклу мертвыми пальцами. Я думаю, он уже спрятался где-то в доме.
ГЭВИН. Ваш муж мертв.
ФЭЙ. Это я понимаю. У меня только одна слабость. Не могу оставаться ночью одна. Но всегда остаюсь. Холли
ГЭВИН. Я не могу жениться на вашей дочери. Я уже женат.
ФЭЙ. И она у нас просто прелесть. Милашка и больная на всю голову.
ГЭВИН. Она нормальная.
ФЭЙ. Гэвин, твою жену можно называть по-разному, но только не нормальной.
ГЭВИН. Во время войны ей пришлось многое пережить. Потом она родила мертвую тройню. Тогда у нее и появился интерес к поросятам. Она приносит их в дом, прячет под кроватью. Я не знаю, что с ней делать. Она с самого начала была немного не в себе. Я не могу допустить, чтобы ее расстраивали.
ФЭЙ. Они были твои? Я про младенцев – не поросят.
ГЭВИН. Какое это имеет значение?
ФЭЙ. Значит, не твои. Тогда почему ты на ней женился? Я понимаю, не для того, чтобы вести с ней светские беседы.
ГЭВИН. Ее брат был моим лучшим другом. Его убили на войне.
ФЭЙ. И ты решил, что твой долг перед лучшим другом – жениться на его чокнутой сестре и до конца жизни нести этот крест, так?
ГЭВИН. Она не всегда такая. Иногда она нежная и любящая, да и соображает получше. Я вам обязан. Вы спасли мне жизнь. Но у меня обязательства и перед своей женой. Я не знал, там, в Мэриленде, что вы перебрались туда из этого места. Не сообразил, почему ваш муж ворует лошадей майора. Большую часть времени в Мэриленде я провел в бреду, и до сих пор не уверен, что произошло на самом деле, а что – нет. Но я со всей ответственностью могу сказать, что не убивал вашего мужа и не отец ребенка вашей дочери.
ФЭЙ. Мы знаем далеко не все о кровных связях, Гэвин. Особенно в этой семье. Твоя кровь течет в этом ребенке. Ты не выставишь нас за дверь, и Джонни не выставит. Розанна этого бы не хотела.
ГЭВИН. Откуда вы знаете, чего хотела бы моя мать?
ФЭЙ. Мы с Розанной были близкими подругами, и только она могла хоть в какой-то степени и только изредка заставить Заха Пендрагона вести себя, как положено порядочному человеку, но она не твоя мать.
ГЭВИН. Для меня она была матерью.
ФЭЙ. И что ты думал все эти годы? Что Зах был твоим отцом?
ГЭВИН. Это неважно.
ФЭЙ. Ты никогда не говорил об этом с Джонни? Да, похоже, не говорил. Но факт остается фактом: нравится это или нет тебе, твоей жене, жене Джонни, кому-то еще, моя дочь пришла домой, чтобы родить ребенка, и здесь мы останемся.
ГЭВИН. Не знаю, кем вы себя считаете по отношению к нам, но все эти связи давно отмерли.
ФЭЙ. Как бы не так.
(ГЭВИН смотрит на нее, ХОЛЛИ шевелится).
ХОЛЛИ. Мама?
ФЭЙ. Все хорошо, милая. Ты немного поспала.
ХОЛЛИ. Мне приснилось, что я заблудилась в большом старом доме.
ФЭЙ. Тебе сейчас получше?
ХОЛЛИ. Я чувствую себя потерянной.
ФЭЙ. Здесь ты должна чувствовать себя в безопасности. В любом случае, нужно лелеять эту иллюзию. Поспи еще. Мама рядом. (Целует ХОЛЛИ, гладит по голове и встает, оставляя Холли весь диван. ХОЛЛИ устраивается поудобнее и вновь засыпает). Она – очаровательный ребенок, правда, Гэвин. В Мэриленде ты точно так думал. Мы платим за все, рано или поздно. Рано или поздно, мы платим.