Колеса
Шрифт:
— Какая Мэй-Лу?
— Да женщина, которая живет с Ролли. Ролли Найтом. Найт.
Теперь Уингейт вспомнил и спросил:
— Откуда у вас мой номер телефона? Его ведь нет в справочнике.
— Вы сами написали его на карточке, мистер. Сказали, чтобы мы позвонили, если будет худо.
Вполне возможно, что он так и сказал, — очевидно, в тот вечер, когда на квартире у Найта снимали фильм.
— Ну, и в чем же дело? — Уингейт как раз собирался ехать на ужин в Блумфилд-Хиллз. И теперь жалел, что не ушел до звонка и снял трубку.
— Вы, наверно, знаете, что Ролли перестал ходить на работу? — проговорила Мэй-Лу.
— Ну
— Так ведь он же там больше не появляется… — неуверенно зазвучал голос.
— На этом заводе работает десять тысяч человек. По своему положению главы отдела персонала я, конечно, отвечаю почти за всех, но не располагаю сведениями о каждом в отдельности…
Леонард Уингейт увидел свое изображение в зеркале на стене и умолк. О'кей, ты напыщенный, преуспевающий, высокопоставленный осел, чей номер телефона не значится в справочнике, сказал он себе, ты дал ей понять, какая ты важная птица: мол, и думать не смей, что у нас может быть что-то общее только потому, что мы оба одного цвета кожи. Ну, а дальше что?
В оправдание себе он подумал: не так уж часто это с ним случается, — и успел вовремя остановиться, однако именно так может выработаться подобное мировоззрение — ведь был же он свидетелем того, что черные, облеченные властью и авторитетом, смотрят на своих собратьев как на грязь под ногами.
— Мэй-Лу, — сказал Леонард Уингейт, — вы застали меня уже в дверях, поэтому прошу извинить. Не могли бы вы объяснить все сначала?
Она сказала, что вся беда — в Ролли.
— Он не ест, не спит, вообще ничего не делает. И на улицу не выходит. Только сидит дома и чего-то ждет.
— Чего же?
— Не говорит он мне. Молчит — и все тут. На него страшно смотреть, мистер. Ну, прямо будто… — Мэй-Лу умолкла, словно подбирая подходящее слово, — будто смерти ждет.
— И давно он не ходит на работу?
— Вот уже две недели.
— Это он просил вас позвонить мне?
— Нет, он ничего не просит. Только надо ему помочь. Я знаю, что надо.
Уингейт задумался. По сути, ему нет до этого дела. Он действительно до сих пор проявляет живой интерес к вопросу о найме неквалифицированных рабочих. Действительно принял к сердцу судьбу некоторых из них, пример тому — Ролли Найт. Однако помогать можно до определенного предела, а Найт две недели назад перестал работать, и, судя по всему, просто так, по собственной инициативе. Но Уингейт все еще находился под неприятным впечатлением интонации, что прозвучала в его голосе несколько минут назад.
— Хорошо, — сказал он — я не уверен, что смогу чем-либо помочь, но постараюсь заглянуть к вам в ближайшие дни.
— А вы не могли бы сегодня вечером? — умоляюще проговорила она.
— Боюсь, что это невозможно. Я приглашен на ужин и уже опаздываю.
Уингейт почувствовал, что она мнется, потом снова услышал ее голос:
— Мистер, вы меня помните?
— Я же сказал, что да.
— Я вас раньше о чем-нибудь просила?
— Нет, не просили. — У него было такое ощущение, что она никогда никого ни о чем не просила и никогда ничего не имела — ни от жизни, ни от людей.
— Так вот теперь я прошу вас! Пожалуйста! Сегодня! Ради моего Ролли.
Противоречивые чувства раздирали Уингейта: голос крови, узы, связывающие его с прошлым, и его настоящее — кем он стал и еще станет. Голос крови победил. Леонард Уингейт подумал с сожалением:
— Хорошо, — сказал он в трубку, — я приеду. Мне кажется, я помню, где это, но лучше все-таки дайте мне адрес.
Если бы Мэй-Лу не предупредила его, подумал Леонард Уингейт, он едва ли узнал бы Ролли Найта, высохшего, точно мумия, с изможденным лицом и глубоко запавшими глазами. Ролли сидел за деревянным столом напротив двери. Когда Уингейт вошел, он вздрогнул, но тут же успокоился.
Уингейт позаботился о том, чтобы прихватить с собой бутылку виски. Не говоря ни слова, он прошел в крохотную, как чулан, кухоньку и принес оттуда стаканы. Мэй-Лу, как только он вошел, с благодарностью посмотрела на него и, пробормотав: «Я буду тут, за дверью», — выскользнула из комнаты.
Уингейт налил в стаканы неразбавленного шотландского виски и придвинул один из них к Ролли.
— Выпей, — сказал он, — можешь не спешить. Но потом, будь любезен, рассказывай.
Не поднимая взгляда, Ролли протянул руку и взял стакан. Уингейт отпил глоток и почувствовал, как у него обожгло все внутри, а потом тепло поползло по телу. Он поставил стакан на стол.
— Мы, наверное, сэкономим время, если я вот что тебе скажу: я знаю, что ты обо мне думаешь. И я не хуже тебя знаю все слова, которыми ты меня обзываешь, — в большинстве своем страшно глупые: белый негр, Дядя Том. Но симпатичен я тебе или противен, одно смею утверждать: на сегодняшний день я единственный твой друг. — Уингейт осушил стакан, налил себе еще виски и пододвинул бутылку к Ролли. — Так что выкладывай, пока я не выпил все виски, иначе я решу, что это пустая трата времени и мне лучше уйти.
Ролли поднял голову:
— Чего вы на меня кидаетесь? Я ведь еще и слова не сказал.
— Ну так скажи. Посмотрим, что из этого получится. — Уингейт наклонился вперед. — Для начала: почему ты перестал ходить на работу?
Ролли прикончил первый стакан виски, налил себе второй и заговорил. Казалось, будто приход Уингейта, его речи и поведение составили некую комбинацию, открывшую шлюз, и слова хлынули, направляемые вопросами Уингейта, пока вся история не лежала перед ним как на блюдечке. Она началась с того, что год назад Ролли поступил работать в компанию. Затем он оказался постепенно втянутым в преступные аферы на заводе — сначала мелкие, потом крупнее, — докатившись в итоге до убийства с ограблением, сознавая при этом тесную связь с мафией, которая вот-вот расправится с ним, и этого часа Ролли ждал в страхе и оцепенении.
Леонард Уингейт слушал рассказ Ролли со смешанным чувством нетерпения, жалости, огорчения, беспомощности и гнева. Наконец, не в силах усидеть дольше на месте, он вскочил. Пока Ролли продолжал свой рассказ, Уингейт не переставая вышагивал по их крошечной комнате.
Когда Ролли умолк, глава отдела персонала первым делом выплеснул весь накопившийся в нем гнев:
— Какой же ты идиот! У тебя был свой шанс в жизни, ты им воспользовался, но потом все пустил на ветер! — В возбуждении Уингейт то сжимал руки в кулаки, то разжимал их. — Убить тебя мало, вот что я тебе скажу!