Колеса
Шрифт:
— Не важно. — Она поцеловала его, решив не корить за задержку: самым неподходящим было бы реагировать, как Hausfrau, [9] на его опоздание. Адам, в свою очередь, рассеянно поцеловал жену и, пока она разливала в гостиной мартини, стал обстоятельно рассказывать, что именно задержало его.
— Мы с Элроем были у Хаба. Хаб так на нас обрушился. Тут было ни выйти, ни позвонить.
— Обрушился — на тебя? — Как и все жены сотрудников компании, Эрика знала, что Хаб, или Хаббард Хьюитсон, отвечал за производство автомобилей во всей Северной Америке и был кронпринцем автомобилестроения,
9
Здесь: типичная жена-домохозяйка (нем.).
— Частично — на меня, — сказал Адам. — Но в основном Хаб занимался словоизвержением. К завтрашнему дню это у него пройдет. — И Адам рассказал Эрике о добавках к «Ориону» и о дополнительных затратах, что, как и предполагал Адам, сорвало крышку с котла. По возвращении с автодрома Адам сообщил обо всем Элрою Брейсуэйту, вице-президенту по модернизации продукции, и тот решил, что они должны немедленно пойти к Хабу и выдержать обстрел, — так они и поступили.
Но как бы резко ни вел себя Хаб, человек он был разумный, и сейчас он, по всей вероятности, уже примирился с необходимостью добавок и вытекающих из этого затрат. Адам понимал, что принял на автодроме правильное решение. Тем не менее владевшее им раздражение не проходило, хотя чуть и поубавилось после того, как он выпил мартини.
Он протянул жене стакан, чтобы она снова наполнила его, и опустился в кресло.
— Зачем ты зажгла камин? У нас сегодня безумно жарко.
На столике, возле которого он сел, стояли цветы, купленные днем Эрикой. Адам небрежно отодвинул в сторону вазу, чтобы освободить место для стакана.
— Я подумала, что так будет уютнее.
Он посмотрел на нее в упор.
— Ты считаешь, что обычно у нас неуютно?
— Я этого не говорила.
— А может быть, следовало сказать. — Адам поднялся с кресла, прошелся по комнате, потрогал одно, другое… Все вещи были такие знакомые. Это была его старая привычка — он всегда так делал, когда не мог найти себе места. Эрике хотелось крикнуть: «Дотронься же до меня! Я сразу откликнусь!»
А вместо этого она сказала:
— Ах да, пришло письмо от Кэрка. Он пишет нам обоим. Его сделали редактором отдела очерков в университетской газете.
— Хм, — буркнул Адам без всякого восторга.
— Это ведь для него так важно. — И, не удержавшись, добавила: — Так же важно, как для тебя, когда тебя повышают.
Адам стремительно повернулся к ней, подставив спину огню. И резко произнес:
— Я уже не раз говорил тебе: я свыкся с мыслью, что Грег станет врачом. Собственно, мне это даже нравится. Получить такую профессию нелегко, и когда он ее получит, то будет вносить свой вклад — делать что-то полезное. Но не жди, чтобы я сейчас — или потом — радовался тому, что Кэрк станет газетчиком, да и вообще меня не интересует, что с ним будет.
Это была опасная тема, и Эрика уже пожалела, что заговорила об этом, — плохое получилось начало. Сыновья Адама давно решили, кто кем будет, — задолго до того, как она вошла в их жизнь. И однако же, когда впоследствии этот вопрос всплывал в разговоре,
Позже она поняла всю неразумность такого поведения. Мальчики в любом случае пойдут своим путем; она же добилась лишь того, что озлобила Адама, поскольку сыновья своим выбором как бы показывали несостоятельность его карьеры.
— Но ведь газетчики тоже занимаются чем-то полезным, — как можно мягче сказала она.
Адам раздраженно помотал головой. Он все еще помнил сегодняшнюю пресс-конференцию, которая чем больше он о ней думал, тем меньше нравилась ему.
— Если бы ты встречалась со столькими журналистами, со сколькими встречаюсь я, ты бы, возможно, так не думала. Хоть они и утверждают, что беспристрастны, однако это, как правило, поверхностные, неуравновешенные, предубежденные люди, которые вечно грешат неточностями. Свою неточность они объясняют спешкой, пользуясь этим объяснением, как калека — костылем. И ни руководству газет, ни авторам, видимо, и в голову не приходит, что они оказали бы публике куда большую услугу, если бы работали медленнее и проверяли факты, а не швыряли бы их как попало в печать. Кроме того, эти самозваные судьи критикуют и осуждают недостатки всех и вся, кроме самих себя.
— В этом есть известная доля истины, — сказала Эрика, — но ведь не все газеты и не все, кто работает в них, таковы.
Адам явно не склонен был отступать, и Эрика почувствовала, что дело может кончиться ссорой. Решив все загладить, она пересекла комнату и положила руку ему на плечо.
— Будем надеяться, Кэрк проявит себя лучше тех, о ком ты сейчас говорил, и приятно удивит тебя, — улыбнулась она.
Прикосновение к мужу, с которым у нее так давно уже ничего не было, доставило ей удовольствие, которое она бы охотно продлила.
— Давай отложим этот разговор на другое время, — сказала она. — Тебя ждет твое любимое блюдо.
— Только давай поужинаем побыстрее, — сказал Адам, — а то мне надо еще просмотреть бумаги и не терпится засесть за них.
Эрика сняла руку с его плеча и пошла на кухню. «Интересно, — подумала она, — сознает ли Адам, сколько раз он говорил эти слова в аналогичных обстоятельствах? Они уже стали как присказка».
Адам последовал за ней.
— Могу я чем-нибудь помочь?
— Можешь положить приправу в салат и перемешать.
Он справился быстро, как всегда, умело и тут увидел записку о том, что Тереза звонила из Пасадены.
— Садись и начинай ужинать, — сказала он Эрике. — А я выясню, чего там надо Терезе.
Когда сестра Адама добиралась до телефона, она редко говорила коротко, даже если находилась в другом городе.
— Я так долго тебя ждала, — возразила Эрика, — что одна ужинать не буду. Неужели ты не можешь позвонить позже? Ведь там сейчас только шесть часов.
— Ну хорошо, если действительно все готово.
Эрика заспешила. Растительное масло, смешанное со сливочным, стояло подогретое на кухне. Она принесла кастрюлю в столовую, поставила на треножник и зажгла под ним спиртовку; все остальное уже стояло на столе, сервированном очень элегантно.
Увидев, что она собирается зажечь свечи, Адам спросил:
— А стоит ли их зажигать?
— Да. — И Эрика поднесла к ним огонек. В мерцании свечей на столе заиграло вино.
Адам нахмурился.
— Мне казалось, мы хотели приберечь его для особого торжества.