Колесница времени (сборник)
Шрифт:
Поэтому вероятность подобной панспермии равна нулю… Даже если предположить, что жизнь самозарождается, то и тогда шанс для появления разума ничтожен,
— Однако на Земле разум появился, — слабо отозвался я.
— В условиях исключительных. Жизнь возникла в океане, впрочем, океан вполне представим на любой другой планете. Технологическая же эволюция возможна лишь на твердой почве, и потому морские животные выползли на сушу. Но до этого лунные приливы научили их дышать! Согласись: подобная планетарная ситуация исключительна. Кто поручится, что мы не одиноки в Галактике? Почему молчишь?
— Мы не одиноки,
— Ты имеешь в виду загадочные сигналы пульсаров?
Всплески радиоизлучения Юпитера на декаметровых волнах? Упорядоченные пики рентгеновского излучения из космоса при временной развертке? Будем придерживаться презумпции естественности, пока не докажем обратное. Но ответь, если больше не у кого спросить в целой Галактике: кто я тебе?
— Ты мой брат, — сказал я. — Брат по разуму.
— Скажи: я красив?
— Ты красив. Все живое красиво. Красивы облака, ящерицы, собаки, агава, под которой ты стоишь, листья и кисти винограда, перевившего решетку.
— Тогда почему я не кисть винограда? Не агава?
Не облако и не собака?
Я молчал.
— Почему я хочу стать таким, как ты или как тетка Франческа? Почему ты не хочешь уподобиться мне?
— Видишь ли, все мертвое и нерожденное пребывает в небытии, а живое изначально классифицировано на… — заговорил было я, но осекся, когда понял страшную глубину его вопросов.
— Потому что я урод! И я проклинаю твою волю и твою Землю за то, что я урод… Хочешь скажу, какого вопроса ты больше всего боишься?
— Я ничего не боюсь, Колосс.
— Боишься! Боишься, что я мог бы оказаться твоим сыном! Но я не твой сын. Я брат твой, уродливый твой брат. Ты сам это признал! Зачем ты позволил явиться мне из небытия в столь непригожем обличье, брат мой?
Ты открываешь на планете все больше интернатов для существ, подобных мне, а ведь большинство подобных мне — калеки еще и умственно. Зачем ты скрываешь правду о нас от себя самого?
— Я ничего не скрываю, брат мои Колосс, — сказал я.
— Жаль, что тебя не могут наказать братья из других галактик, — сказал он. — За то, что ты губишь прекрасное. За то, что труслив, жесток, сластолюбив. За то, что бросаешься фразами о мертвых и нерожденных, не вникая в их смысл…
— Коло-о-осс!! — раздался голос тетки Франчески. — Опять ты сам с собой разговорился. Иди, малыш, сюда.
— Пожалуйста, навещай меня почаще, брат, — сказал Колосс.
Он повернулся на лапах-коротышках и затопал прочь. И нежно зашелестел тростник.
Я кинулся было бежать, но пальцы вцепились в решетку, закостенели, впились, как на той ржавой гранате. И тогда от бессилия, от боли в сердце, раздувающейся, будто футбольный мяч, я принялся трясти решетку.
Я представлялся себе исполином, вознамерившимся расшатать. корабль земной, сбить с привычного пути.
— Де-е-ети! Пора на ужин, уже смеркается, — услышал я снова Франческу. — Кто мне не верил, что по вечерам на охоту выходит дракон? Слышите, как он трясет решетку…
10. Ночные оборотни
Древние индусы верили, что Вселенная дышит, как живое существо. При вдохе — а он длится свыше сорока миллионов лет — мир переживает четыре состояния, каждое со своей мерой добра и зла, — ,так называемые юги. Критаюга — золотой век: торжество гармонии,
Да, дышит Вселенная, скажем и мы, она вечно жива, но ее жизнь, как и жизнь ее крохотной родинки-Земли, скорее напоминает развитие младенца: от беспомощного сосунка до Одиссея, многоопытного мужа. И даже самые закоренелые оптимисты не рискуют уже ссылаться на златокудрое прошлое нашей цивилизации как на обитель молочных рек и кисельных берегов. Кому ж не ясно, что первожители скорлупки земной стиснуты были — и похлеще объятий гравитации! — ужасами примитивного существования, борьбою с кознями природы.
Не было его, века-то золотого, увы… Хотя и доныне жизнь каждого из нас разделена светлыми и темными кругами. Но то, что здесь, на Сицилии, мы попали в Калиюгу, — сомневаться не приходилось. Уродцы и уроды Сигоны — печальное тому подтверждение.
О, страшно уродство! Но еще страшнее уродующие.
Хотя, как ни странно, зло не всегда таится лишь в них.
В той же Индии Учитель побывал на уличном пред; тавлении «паука» — юноши со скрюченными тонкими руками и ногами, иссохшим крохотным туловищем и огромной головой. Слепой дервиш рассказал Учителю: «пауков» уродуют еще младенцами, чтобы в дальнейшем родные могли на подаяние от представлений хоть как-то сводить концы с концами. «Паук» кувыркался, лазил по канату, пугал детей голосами пантеры, тигра, дракона.
О, то было лишь началом чудес. «Паук» взобрался на пальму и оттуда — до поздней ночи — читал наизусть «Рамаяну». Говорили, он мог прочесть без сна за две недели все семь книг древнего эпоса — 24 тысячи строф.
Но и это что! Безобразный юноша, сидящий на дереве, знал дословно и «Бхагавату», которая немногим меньше «Рамаяны», и «Махабхарату» — 100000 строф!
Кто же виноват, что его так изуродовали? Родители?
Обливаясь слезами, они пошли на преступление, чтобы спасти от голодной смерти многочисленных сестер и братьев «паука». Виновата социальная система, общество. Но и оно все еще не может оправиться от последствий колониального разбоя английских джентльменов удачи. В конечном счете юноша-»паук» — это их детище, так же, как и существо Колосс — детище спрута заокеанских и местных монополий, убивающих, уродующих все живое на некогда благословенных берегах Средиземноморья.
Когда это началось? В незапамятной древности, когда ссылали рабов подыхать на серные рудники. И во времена Возрождения в Неаполе умирали кожевенники и красильщики, не дожив до тридцати. И в начале нашего века большинство печатников уносила чахотка — бич всех, кто дышит свинцовой пылью. Но вот явилось химическое оружие — и в окопах первой мировой бойни русские солдаты задыхались в ипритном смраде. А потом химическая бойня, учиненная Америкой во Вьетнаме.
И после Вьетнама аппетит у дяди Сэма разыгрался всерьез…