Колесница времени (сборник)
Шрифт:
Как жить дальше Колумбу, вернувшемуся ни с чем?
Явиться в Академию наук? Засмеют. Единственное доказательство в моих руках — это полусфера, где я усилием памяти показываю Алексею живые картины из любых эпох. Даже если академики не засмеют, то уж полусферы я лишусь навеки, а что такое волшебник без волшебной палочки?.. И вообще: никуда идти не хочу, объясняться не собираюсь.
Об одном жалею: никаким усилием воли не удается под хрустальной чашей вызвать видение Индры.
Как же жить, пришелец? А так вот и жить. Смотреть на листопад, спасать птиц, зверей и людей. Звонить в полночь Электронному Дозорному на Луну («Немедленно эвакуируйте лагерь в море Спокойствия!
В 6.43 метеорит разнесет вдребезги купол»). Предупреждать о тайфунах, столковениях с айсбергами, землетрясениях.
Пусть не раскрылась перед пришельцем Индра, как раскрывается на восходе цветок, пусть земляне еще не готовы к встрече с братьями в цветущем саду — что из того. «Есть миры иные, которые постичь нельзя, но тайным касанием к которым живет человек: если в тебе прервется это касание — возненавидишь и проклянешь жизнь», — написал, словно собственной кровью, гениальный мой предок; о себе одном написал вроде, а выходит, о тебе, современник, о тебе, мой далекий потомок, о всех нас, о земной семье и судьбе.
Что из того, что ты обличьем старик? Цену жизни ты уяснил на Индре и как никто понимаешь: стариком, китом, оленем, дождевым червем, трясогузкой, енотом, касаткой, кем бы ни был ты, знай — существует лишь одно во Вселенной блаженство: дышать, чувствовать, жить.
Кем бы ни был ты, кем бы ни стал, пришелец…
…Но туман растворяется, растворяется в полусфере, и течет меж холмов, осененных лесами, пречистая Нарарека, и Марина, Марина, Марина качается в лодке с будущим великим астронавтом, взнуздавшим на виду всей Земли молниеносного «Перуна». И нескончаемо длится мое, Марина, мученье, и плещется меж перекатов твоя, Марина, река…
Где же вы, баснословные мельницы, в которых старые и безобразные перемалывались в молодцов-удальцов? Где ты, легендарный странник, что,
…Ты боялась, Марина, встретить героя беззубой старухой, но вернулся седобородый?ерой, а ты — молода' И в моей запоздалой власти сравнять ход твоих и моих часов — даже без помощи братьев с голубой звезды.
Хочешь сказку на долгую ночь без просвета в обложив ших все небо тучах, без единой звезды: «Жили-были старик со старухой у самого синего моря…»
Нет, так нельзя. Ни в мыслях, ни наяву нельзя, чтобы ты расплатилась молодостью, как я. Никогда ни в кого не переноси твое собственное страданье, даже пусть не твое, пусть насильственно в тебя погруженное.
Не прерви касание тайное, не прокляни, не возненавидь Исцеляй добром н любовью. Чти мудрый завет:
Одной волной подняться в жизнь иную, Учуять ветр с цветущих берегов…
И лишь тогда, пришелец, сбудется загаданное и невозможное станет возможным…
Я легко преломил, чтоб не хрустнула, ветку, испещренную розовыми цветами, и положил на подоконник.
— Прими, счастливица, свадебный дар. Ты его заслужила.
Робкий стук в невидимую дверь я еле расслышал.
— Марина, может быть, ты отдохнула? — спросил жених.
— Благодарю, стерегущий, — сказала она и закрыла другую створку. Проскользнуло в глубь комнаты, истаяло сиянье ее фаты. Ключ повернулся дважды в замке.
— С кем ты там секретничала, шалунья, — спросил жених мягким баритоном. Таких замечаешь в толпе с первого взгляда. Талия выгнута, как по лекалу, плеч разворот богатырский, поступь — как по струне переходит бездну, глаза — ясные-ясные, с напором, с дерзинкой; такому скажи: через час на полгода в Гималаи или во мрак Тускароры, — не задумываясь, согласится, как на крыльях помчит.
— С вишнями в саду, — отвечала она громко, и он удивился ее дрогнувшему странно голосу.