Колесо на крыше
Шрифт:
— Смотрите-ка! — сказал Пиер. — Никак, с ними Аука! Вон на повозке стоит и что-то кричит нам.
Аука всю дорогу сидел на козлах между жестянщиком и его женой. Дети расположились на дне фургона среди кастрюль и сковород. Жестянщик решил прокатить всех по окружной дороге: по прямой до Приморки и ехать-то нечего. Сегодня суббота, и все заслужили хорошую прогулку. Поэтому они подъехали к Приморке не от дамбы, а со стороны канала.
Когда переехали мост, Аука увидел, что на берегу стоят люди.
— Наверное, что-то случилось, — решил
— Можно, — кивнул жестянщик, стегнул лошадь, и та рванула.
Поднялся невообразимый грохот и перезвон. Фургон, подпрыгивая на рытвинах и ухабах, понесся к каналу.
Глава 10. Телега в море
— Что случилось? — закричал Аука с повозки, перекрывая бряцание.
Фургон остановился прямо около Януса. Рядом на обочине стояли ребята и учитель. Бряцание смолкло.
— Случилось-то случилось, да только не здесь, — сказал Янус. — На дамбе женщины кричат. Мы сейчас туда едем.
— Так залезайте в фургон, — предложил жестянщик, — на моей кляче все же быстрее, чем пешком. Вот только вам, — он обратился к Янусу, — с креслом забраться будет трудно. Но ничего, подсобим и…
— Еще чего не хватало, — перебил Янус. — Вы трогайтесь, а я сзади прицеплюсь, на своих колесах за вами поеду.
Вскоре в Приморку ворвалась необычная кавалькада и понеслась к дамбе. Старая кляча старалась как могла, но людей в фургоне прибавилось, и она сбавила темп. Хотя из-за невообразимого шума казалось, что повозка прямо летит по неровной булыжной мостовой, кастрюли и сковородки, развешанные в фургоне, качались в такт. Сзади в кресле ехал Янус.
Он держался за телегу обеими руками. Его привязали к креслу веревкой. Только руки и голова виднелись над высоким задком фургона. Рядом, тяжело дыша, бежали учитель и Йелла, они следили, чтобы кресло не перевернулось.
— Лишь бы колеса не отвалились, — сказал учитель.
Но что Янусу какие-то колеса! Настроение у него было отличное, он то и дело подгонял лошадь: «Хоп-хоп-хоп!»
— Моя лошадь не понимает «хоп-хоп», — крикнул жестянщик. — Вдруг ей «стоп-стоп» послышится.
— С Янусом спорить нельзя, — сказал Аука жестянщику.
Но лошади, видно, передалось настроение Януса. Высоко вскидывая ноги, она бойко цокала по булыжникам — вот тяжелогруженный фургон уже у дамбы.
Женщины смотрели и глазам своим не верили: звеня и дребезжа к ним несся фургон, а из-за него доносились крики Януса. Женщины договорились с одним фермером, он стал запрягать лошадей, а они вернулись на дамбу.
Мать Лины опомнилась первой. Она бросилась к калитке у въезда на дамбу. Это была пологая дорожка, идущая наискось по крутому склону. Фургон пролетел сквозь калитку, но на подъеме лошадь пошла шагом. Она привыкла к равнине, а тут что-то новое. Отфыркиваясь, роняя пену, она старательно
— Хоп-хоп! — кричал Янус, но напрасно. Старая лошадь устала. К тому же за свою долгую жизнь она поняла, что никогда не нужно стараться сверх меры. Кричи Янус, не кричи, а фургон ни с места.
Смириться с этим Янус не мог.
— Ну-ка все вылезайте, кроме хозяина и малышей, и толкайте! Хватит лошаденку мучить. — И прямо с кресла попытался подтолкнуть фургон.
Ребята попрыгали на землю, даже жестянщик слез, поводья взяла жена.
А с дамбы, онемев от удивления, смотрела на своего мужа Яна. Но когда фургон оказался почти наверху, она обрела дар речи:
— Никак, это мой Янус? Вроде бы его голос!
Фургон вполз на дамбу и остановился. Его тут же обступили женщины. Вперед горделиво выехал Янус. Страшно довольный собой, он подъехал к изумленной жене.
— Конечно, Янус! А ты что думала, Санта-Клаус с мешком подарков?
— Нет, не думала, но лучшего подарка и ждать нельзя.
Янус развернулся лицом к морю. На перевернутой лодке по колено в воде стояли Лина и старый Доува. Янус дрожал от волнения, вдыхая полной грудью соленый морской воздух. Вот он снова на дамбе, внизу шумит море, начался прилив. А вокруг люди, вокруг жизнь!
Он тряхнул головой, отгоняя мысли. Пора браться за дело.
— Снимайте все кастрюли, сковороды, чайники! — скомандовал он. — От морской воды они заржавеют, а фургон придется на воду спускать, надо же девчушку со стариком выручить. Все за дело. Я все обмозговал. Кажется, море еще не совсем забыл и прилив с отливом не спутаю. У нас есть полчаса. Аккуратней, аккуратней ставьте, а то всё помнете, поцарапаете.
Женщины и ребята взялись за дело засучив рукава. Кто-то побежал предупредить фермера, чтобы напрасно не ездил, — помощь уже подоспела.
— Вот что, — обратился Янус к жестянщику, — а вдруг твоя кляча не полезет в море?
— Нет, она привычная. Когда случается мимо ехать, я всегда ее в воду завожу: от соленой воды болячки и сбитые ноги быстрее заживают. Она море любит.
— Ладно, коли так, — успокоился Янус. Потом осмотрел копыта. — Поездила ты, животина, изрядно. Служила верой и правдой. Копыта хорошие, большие, в иле не увязнут, как на лыжах пойдет.
С фургона уже все сняли. На дамбе аккуратными горками лежали горшки, сковороды, кастрюли. Словно солдаты выстроились кофейники — друг на друга их не поставишь, — рядом лежали куски жести для починки, ящик с инструментами.
— Ну, отлично, — похвалил Янус, убедившись, что все в порядке. — Теперь — в воду. В фургон сядете пока только вы, — сказал он жестянщику, — лошади легче, когда повозка на плаву.
Стали спускать фургон в воду. Лошадь шла медленно, сдерживая напиравшую повозку. Тут с дамбы заметили, что Лина отчаянно машет рукой. Рядом стоял Доува.
— Тише, — прокричал Янус, — они что-то хотят сказать!
Фургон остановился. Все невольно подались вперед, за шумом прилива не слышно, что кричат с лодки. Вот Лина замолчала и опять повернулась к старику. Потом снова крикнула, еще громче, но теперь каждое слово отдельно.