Колхозное строительство. Дилогия

Шопперт Андрей Готлибович

А вот в тонкой папке были облигации 1966 года. Пачками, связанные тесёмочкой. И тоже не мало. Если в пачке по сто штук, то пятьсот двадцатирублёвых облигаций и сто десятирублёвых. Плюсом будет к их тысячам. Под папкой с "бумажками" обнаружился пакет полиэтиленовый. Штелле заглянул. Документы, паспорт, свидетельство об окончании школы восьмилетки. Ещё какие-то. Потом разберёмся. В отделении для пальто внизу стояла обувная коробка. Пётр открыл. Туфли. Что-то не так. Тяжёлая коробка. Вот и двойное дно. Разорвал, картон, чтобы не терять время. На палас посыпались немецкие кресты. Ордена? Как там они назывались? Рыцарский крест? Отложим, тоже могут быть не дешёвыми, если это не массовый Железный крест. Нужен специалист. Ну, теперь всё же придётся

топать на кухню.

Труп лежал прямо на том месте, куда надо будет двигать плиту. Двигать? Привыкнув к баллонному газу, Пётр и не обратил сразу внимание, что отодвинуть не получится. Газ приходил по железной трубе, и она жёстко скреплялась с плитой. Однако. Чем масквичи лучше краснотурьинцев, что им газ уже провели? Поближе к власти?

Что ж, трудности нас закаляют. Сначала Штелле перекрыл вентиль на трубе. А то и на воздух взлететь можно. Кстати, странное выражение "взлететь на воздух". А куда ещё можно взлететь? На воду? А вот дальше нужен газовый ключ. Рядом с плитой не лежал. Там лежал мужичок больше не пускавший пузыри. Плохо. Пётр пошатал плиту. Степень свободы есть. Может её и не надо отвинчивать. Провернуть прямо всю по резьбе и положить на табуретку. Попробовал. Хрен там. Пришлось идти за помощью.

В пыточной ситуация изменилась. Молдавский бандит сидел за столом, пил водку и писал. Идиллия.

– Описывает преступления "Чёрной армии" и адреса, где можно найти недобитков, – пояснил картину Кошкин.

– Пётр, пойдём, поможешь с плитой, там сила нужна. Одну секунду. Гражданин Бенецяну, у вас нет газового ключа? – ответом только затравленный взгляд, – Нет. Ну, ладно, пишите, не буду больше отвлекать. Пойдём, майор.

Отодвинули дядечку. Приподняли плиту. Провернули. Положили на табурет. Вскрыли дощечку. Достали полиэтиленовый пакет. Разорвали. Ещё один пакет. Разорвали и его. Банковский мешочек для мелочи. В нем сторублёвые пачки. Четыре штуки. И две пачки пятидесяток. Итого, пятьдесят тысяч карбованцев. Не дурно. Восстановили бывший беспорядок. Дядечку только назад двигать не стали.

Оборин ушёл назад, а Пётр вернулся к Макаревичу в комнату. Марк Янович почти вдохновенно перебирал цацки из зелёной шкатулки. Пусть ему. Пётр переворошил кучу тряпья на полу, заглянул на шкаф. Ничего интересного. Есть, правда, шапка из песца, но ношеная с залысинами. Нам чужого не надо!

Своё бы унести. Пока руки перебирали шмотки, голова думала. Теперь в квартире полно отпечатков пальцев его и Марка Яновича. Бугаи перчаток не снимали. И что делать? Ничего лучше пожара голова не выдумала. И правильно. Уже четыре часа утра. Нормальные головы третий сон досматривают, а тут…

Глава 34

Такси вызвали прямо из нехорошей квартиры. Конечно, шофёра потом найдут и опросят. А что он им скажет? А скажет он им, что группа из четырёх человек с вещами поехала в аэропорт Домодедово. Как выглядели? Необычно выглядели. На одном так вообще песцовая шапка. А на других? И на других шапки. Почему? Так, говорят, в Игарку летят, а там холодно. Описать сможете? Смогу. Один здоровый, в шапке. Второй здоровый в шапке. Третий совсем здоровый, в песцовой шапке. А четвёртый? Да, тоже в шапке. Особые приметы были. А как же. Тот, который не здоровый с забинтованным глазом. А усы там, родинки, цвет волос? Странные вы вопросы задаёте, товарищ капитан, какой же у них цвет волос, если они в шапках. А усы? Нет. Не было усов, хотя вот у тех здоровых, что сзади сидели не поручусь. Сумерки ещё были. А они в шапках. Сумею ли опознать? Ну, думаю, что если они в шапках будут, то одного смогу опознать. Он монгол, наверное. Почему? Ну, рожа такая круглая и глаза вытянуты, а ещё он чётки перебирал. Какие вещи? Да, как у всех пассажиров. Чемодан был. Тюк какой-то. Удочки. Да, обычные удочки. У них там, в Игарке, рыбалка – сказка. Откуда знаю? Да они всю дорогу про рыбалку. И названия то

у рыб странные. Какие? Лерка какая-то. Нерка. Точно, нерка, а вы товарищ капитан были в Игарке? Ещё какие рыбы. Так вы тоже рыбак? Чавича? Или чуть по-другому? Ленок ещё, вот его запомнил. Как имя у моей жены. Почему милиционеры не видели таких пассажиров в аэропорту? Так ночь. Спали видно милиционеры. А я чё, я ни чё. Вот, вспомнил, товарищ капитан, тот который с перемотанным глазом называл самого здорового, который монгол, Славиком. Не монгольское имя? Ну, татарское. Русское? Тогда бы он его Славой называл. Где расписаться? С моих слов записано верно? Так я же не читал. Теперь прочитал. Только вы неправильно написали. Рядом со мной не забинтованный сидел, а монгол Славик. Вот теперь правильно. До свидания, товарищ капитан.

Шапки нашли на вешалке. На Штелле под куртку, тоже позаимствованную, надели фуфайку, а Кошкину за щёки напихали ваты и подрисовали глаза. Марку Яновичу замотали глаз и ухо. И специально надвинули шапки на глаза. Говорили только Кошкин и Оборин. Петра ведь могут и по телевизору показать. Придумали про рыбалку. Пётр специально несколько пород чудных вспомнил. За удочки выдали снайперку. Ждали машину в подъезде, а когда загружались и создавали суету, отвлекая водителя, майор сбегал наверх и поджог в обеих комнатах и на кухне кучи бумаги и тряпок. А вот в ванной просто всё тщательно протёрли. Ну, и надеялись, что соседи пострадают только материально. Потом возместим.

Не заходя в аэровокзал разделились, переоделись и на двух такси вернулись в Москву. На всякий случай подъезжать к самой гостинице Россия не стали.

Назвали метро "Китай город". Оттуда пешочком прогулялись. И подошли к администратору ровно в восемь часов. Марк Янович с чемоданом и удочками прошмыгнул отдельно. Пётр же поинтересовался у той же девушки, не появились ли места. Нет. Всё забронировано. Пришлось звонить Тарасову. Министр хмыкнул и пообещал устроить двуместный номер.

Прошло, наверное, минут десять и вдруг к ним подбегает дядечка.

– Я директор гостиницы Россия. Иванов Иван Иванович. Вы товарищ Тишков? – и смотрит на Кошкина.

– Я, – перенаправляет его внимание Пётр.

– Товарищ Тишков, что же вы таких людей привлекаете, могли бы и сами мне позвонить, уж один-то номер для ваших друзей нашли бы. Это надо же сам Первый секретарь горкома товарищ Егорычев Николай Григорьевич позвонил. Такого и не упомню на своём веку.

Ого, решил не мелочиться Тарасов. Навёл шороху. Ну и ладно в следующий раз проще будет.

– А вы мне как кардинал Ришелье бумажку выдайте, мол, этому товарищу предоставлять номер по первому требованию, – решил шуткой разрядить обстановку Штелле. Не получилось.

– Что же вы товарищ Тишков, вообще не хотите со мной общаться. Никакая бумага не заменит человеческого общения, – обиделся Иванов.

– А вдруг я приеду среди ночи, будить вас?

– Среди ночи? А ладно! Напишу. Товарищ Тишков, только и вы мне для дочери автограф напишите.

– Да даже не так поступим. Мне тут в Союзе Писателей оставили несколько книг, так я одну подпишу и вам отдам.

– А вы и книги пишите? – интересно, а как тогда его отрекомендовал Егорычев.

– Есть грех.

– Буду признателен. За сим разрешите откланяться. Дела. Англичанин известный приезжает. Тоже песни пишет. Эндрю Олдем. Не слышали?

– Олдем. Так это по мою душу.

– Даже так. Ну, всё извините. Побежал, – пожал руку и очень быстрой походкой, почти и, правда, бегом, потрусил к лифту.

Пётр глянул на часы. На сегодня у него запланирована целая куча дел. Нужно подписать договор с дойчами, потом с Биком. Встретиться с продюсером группы The Rolling Stones Эндрю Олдемом и с директором Парижского филиала крупной американской компании Columbia Broadcasting System, которое называется CBS France, Жаком Суппле. Так ещё вечером с химичками договорился отужинать. И это при том, что поспать удалось только полчасика, пока от аэропорта до "Китай города" такси везло.