Колхозное строительство. Дилогия
Шрифт:
– Пётр Миронович! Машенька сказала, что сейчас споёт ваши песни. Эти песни? – первым пришёл в себя Гофман.
Пётр знал его историю, более того с его дочерью он учился в одном классе. Через два года Отто Августович купит автомобиль "москвич", набьёт его полный охотниками и перевернётся. Все погибнут. Выживет только собака. И симфонический оркестр распадётся. Не найдётся второго такого подвижника. Нужно будет это предотвратить. Как, вот только, жизнь в Краснотурьинске теперь ну очень круто поменяется. Может, просто не позволить ему купить машину. Или ещё лучше, прикрепить авто с шофёром.
– Вам
– Все десять.
Да, за последние пять дней они подготовили слова и музыку, пусть пока без всякой аранжировки к десяти песням о войне.
Бери шинель пошли домой.
Нам нужна одна победа – тоже Булата Окуджавы.
Сыновья уходят в бой – Высоцкого.
Он вчера не вернулся из боя – его же.
Мы вращаем Землю – опять его.
Маки – нетленка Юрия Антонова.
Колоколенка – великая вещь Леонида Сергеева.
Баллада о Матери – песня Мартынова на слова Андрея Дементьева.
Журавли – сумасшедшая вещь Яна Френкеля на стихи Расула Гамзатова, правда, в обработке "Високосного Года".
День Победы – гимн Тухманова на слова Владимира Харитонова.
– Маша сказала, что это ваши песни. Это правда? – подскочил к Петру директор дворца культуры.
– Маша поскромничала. Она вообще очень скромная девочка. Слова одной песни написал поэт Расул Гамзатов. Я её только чуть исправил. У него там про гусей, а я их на журавлей поменял. Остальные стихи мои, а вот музыку мы с Машенькой вместе писали и тут львиная доля её. Я-то сам нот не знаю, – развёл руками Штелле.
– Пётр Миронович в это с трудом верится…, – начал Гофман, но его прервали.
– Это правда! Я ведь сама слышала, как папа с Машей песни по вечерам под гитару писали! – набросилась на работников культуры "дочь" Катя, до этого мышкой, сидевшая в углу зала.
– Да, я не сомневаюсь в авторстве. (А зря! – мысленно вздохнул Пётр). Просто из этих десяти песен две точно великие. За них как минимум дадут Государственную премию. А остальные настолько необычны, что их даже сравнивать не с чем. А день Победы! Да нужно половину наших композиторов разогнать. Они такую песню не напишут.
Пётр вспомнил, с каким трудом пробивалась именно эта песня. А ведь сейчас будет ещё хуже. Председатель правления Союза композиторов РСФСР Родион Щедрин тогда не пущал, грудью ложился на амбразуру, так там был хоть известный поэт и фронтовик Владимир Харитонов, ну и Тухманов тоже был членом союза композиторов. А кто такой Тишков? Ему официально точно не пробиться. Есть, правда, нюансик. Он и не собирается идти тем путём. Наплевать на Москву и корифеев. Мы сначала завоюем народ. А уж потом мэтры сами всё, что нужно напишут. И про самородков, и про таланты из народа. Выбора у них не будет.
С песнями получилось не просто. Скорее всего, часть слов заменена на "отсебятину". Особенно в песне "Мы вращаем землю". Дак, может, она и не хуже стала, а лучше. Они несколько раз спорили с Викой о том, кого объявлять автором. Не хотела Цыганова чужие песни себе приписывать. У неё и своих полно. Полно-то полно. Но с ними решили погодить. Там почти везде ругают власть и везде есть
– Пётр Миронович, а вы можете другие свои стихи прочитать? – нет, не поверили пока культработники. Глущенко вон как сощурился.
– Да, пожалуйста. Из ранних прочту.
Закопали гномы сундуки, Полные каменьев дорогих, И теперь их ищут дураки, Днём и ночью думая о них. А ещё по свету носит где-то Птицу счастья – синюю мечту, И за нею – выдумкой поэта, Всё бежим мы в сторону не ту. Карты гномьих кладов не найти, Не сыскать гнездовья синей птицы, Хоть пол света сдуру обойди, А в силки летят одни синицы. Закопали гномы сундуки, И теперь их ищут дураки.– Иронично. И актуально. Что же вы не публикуете ничего, а, Пётр Миронович? – покивал головой директор.
– А надо. Есть настоящие поэты, члены союза писателей. Думаю, очень далеко мне до Евтушенко.
– Да чёрт с ним с Евтушенко! Как вы умудрились десять песен за пять дней написать. Может, продемонстрируете, – это решил вмешаться в разговор руководитель духового оркестра Август Фридрихович Грец.
– Ну, задайте тему. До обеда у меня время есть, а потом совещание, так что не взыщите, товарищи, – взглянув на Вику и получив одобрительный кивок, согласился первый секретарь.
– Ну, не знаю. Про рябину. Нет. Про снегирей. Да, про снегирей. Вон за окном на ветке целая стайка, – Грец указал на заиндевевшие окна. Правильно, стеклопакетов-то нет. Но верх окна был чист от изморози, и в самом деле через него были видны сидящие на ветках снегири.
– Давайте, так. Девочки, наверное, проголодались, вы пошлите кого ни будь за булочками и чаёк организуйте, а мы с Машей пока напишем вам песню про снегирей. Только бумажку мне принесите, стих писать буду.
– Пока мы за булочками ходим, песню напишите? – хохотнул Гофман.
– Именно.
– Ох, не терпится послушать. А можно хотя бы со стороны за этим понаблюдать?
– Да, пожалуйста, только не мешайте.
Когда принесли бумагу, Пётр шёпотом спросил у Вики.
– Я помню две песни про снегирей. У Антонова про войну и Трофима. Ты какую знаешь?
– Я на юбилее Трофима пела вместе с ним именно эту песню, – девочка захихикала, – Но для этого времени она не слишком смелая? Зато там и про рябину есть. Давай, хотя бы заменим слово "Женщина" на слово "девушкой любимою". Стой. Есть замечательная песня Виктора Королёва. Это будет из хитов хит.