Колхозное строительство. Дилогия
Шрифт:
– Один дома? – спросил, уже открывшему дверь в сени, вору в спину Вадим.
– Приятель в гости зашёл, только выпить по сто грамм собрались, а тут вы со своей проверкой.
– Документы я надеюсь, есть у него? – продолжал играть в настоящую проверку милиционер.
– Есть должно быть, – пожал плечами Потап и толкнул дверь в дом.
Всё дальнейшее уложилось в пару минут, но Петру показалось, что они потратили целый час. В проёме открытой двери стол мужик ростом со старшину и на голову выше Потапа. Только не рост было главное, в правой руке у мужика был большущий нож, и он этим ножом похлопывал себя по ладони левой руки.
– Вяжи Зайца, – крикнул Петру Вадим и со всей силы толкнул в дом Потапа.
Там что-то загрохотало, но Пётр уже внимания не обращал на них. Он повернулся к идущему
Старшина сидел на здоровущем госте Потапа и душил того, мужик отвечал ему тем же, а сам хозяин одной рукой пытался оторвать милиционера от поверженного здоровяка, а второй дотянуться до лежащего у порога ножа. Не раздумывая, танкист со всей силы впечатал каблуком сапога по вытянутой руке. Переломал, скорее всего, там несколько косточек. Ничего, до смерти не заживёт. Вор взвыл и откатился к стене. Без замаха, да и некуда замахиваться, коридор и так узкий ещё сужала вешалка с зимней одеждой, Пётр пнул лежащему под Вадимом мужику под рёбра. Тот хрюкнул и руки с горла Кошкина снял.
Дальше уже было проще, вдвоём они перевернули гостя на живот и, заломив руки, стянули их проволокой. Потом милиционер занялся ногами своего душителя, а Оборин руками Потапа. При этом вор так выл, что Петру даже пришлось прекратить мотать проволоку и, вытащив из кармана заранее приготовленное полотенце, засунуть Потапу его в рот. Ещё через минуту оба "робингуда" устало сидели на спинах, спелёнатых по рукам и ногам противников, и переводили дыхание.
Первым поднялся со своего старшина. Он перевернул гостя на спину и, проверив надёжность кляпа из куска старого кухонного полотенца, стал для надёжности обматывать ему рожу медицинским пластырем. Даже глаза замотал, только нос оставил. По завершению, вдвоём подняли этого кабана и занесли в комнату. Следом затащили Потапа. Ну, полдела сделано. Теперь нужно дождаться Петра Мироновича и приступать к экспроприации экспроприированного.
Первый секретарь себя ждать не заставил, во дворе вновь зашёлся лаем Матрос, и вскоре в дверях показалась фигура секретаря горкома в непривычном белом военном полушубке. И такой же белой шапке. Он выложил из чёрного портфеля на стол смотанный кольцами удлинитель и не новый в нагаре и застывшей канифоли паяльник. Разделись. В доме было жарко натоплено, да и сейчас печка голландка в коридоре весело потрескивала. Перед ней на железном листе была сложена аккуратная стопочка небольших берёзовых чурбачков. Готовились хозяева к приёму гостей, подумал тогда Пётр. И как оказалось, совсем и не ошибся. Гости последовали незамедлительно. Вернее всего один гость. Дак и с тем намучились.
Глава 27
Пётр Германович Штелле, а ныне первый секретарь Краснотурьинского горкома партии Пётр Миронович Тишков сидел на своём стуле в своём кабинете на совещании по строительству, слушал отчёты руководителей предприятий, а сам был далеко мыслями. Всё от вчерашних событий отходил.
Первым делом он, зайдя в дом, выложил из портфеля орудие пыток и прикинул, а где здесь можно их устраивать. Люди сейчас будут возвращаться с работы, и крики и вой из, всем известного в округе дома, легко приведут к вызову милиции. Нужно было помещение с приличной звукоизоляцией. Таковое вскоре легко нашлось. В коридоре под половиком был люк в погреб. Люк совсем не маленький. Сам подвал тоже впечатлил. Он занимал площадь под всем домом, а, следовательно, был где-то 6 на 7 метров. И высота позволяла даже очень не низкому тёзке стоять не пригибаясь. Там даже освещение и розетка были.
Пётр передал старшине листок с предполагаемыми захоронками, а сам поднялся на верх, страховать ситуацию, и заодно порыться в шкафах и сундуках. Может и само что найдётся? Первым делом он закрыл крышку погреба, и даже половичок сверху набросил. Потом прошёл в комнату и стал внимательно обследовать стоящий у стены сундук. А вдруг там двойное дно. Замерил снаружи и изнутри. Прокол. Нет двойного дна. В это время в подполе застонали, но слышно было и в доме-то не очень, так что на улице точно не услышат. Пётр вытащил из сундука все вещи. Может, стенки двойные? Нет, опять. Засовывая непонятные тряпки назад, Пётр наткнулся на твёрдый свёрток. Оказалось, что это икона. Вот только судить о ценности находки было некому. Сам Штелле и настоящей-то иконы ни разу в руках не держал. Видел только в кино. "Ладно, приберём, найдутся специалисты", – решил он. А когда закрывал крышку, удача и улыбнулась. Не дно и не стенки, а крышка сундука была двойная. Там он обнаружил десять тысяч рублей, четыре пачки в банковской упаковке фиолетовых четвертаков, то есть банкнот достоинством 25 рублей с фиолетовым же Лениным. Кроме них были перевязаны пачкой облигации. Пётр знал, что товарищ Хрущёв заморозил их погашение в 1957 году и теперь до 1974 года они бесполезны. Тем не менее, выгреб и их. Красивые все – разноцветные.
В это время снизу из погреба постучали. Пётр закрыл сундук и прошёл в коридор, открыл люк погреба. Высунулась красная физиономия тёзки.
– Золото лежит под половицей в кухне под столом, – появилась вымученная улыбка, – Закрывай.
Во время закрытия до Петра долетел противный запах горелого мяса. Нда, тяжело сейчас "робингудам" с непривычки. Он прошёл на кухню и отодвинул тяжёлый стол, заставленный железной посудой. То же практически сундук, только дверцы сбоку и размер побольше. Вскрываемая доска легко подалась усилиям найденного в сенях топора. В нише лежал деревянная шкатулка, размером 50 * 20 * 30 сантиметров. И вытащил её Пётр с трудом. Практически под крышку лежали цепочки, кольца, брошки, серёжки. Были часы и маленькие, женские и в виде кулона и большие мужские "Родина" и "Полёт". Всего золотых вещей было килограмма четыре. "Не хило зашли", – решил Штелле.
Он подвинул стол на место, а шкатулку с золотом засунул в заранее подготовленный мешок из-под картошки. Из подвала снова донеслись стоны и крики "робингудов". Под этот аккомпанемент Пётр задвинул стол на место и снова осмотрел большую комнату. Там необследованным остался шкаф и большие напольные часы с гирьками шишечками. Открыв дверцы шкафа, экспроприатор стал перебирать бельё на полках. Попался рулон белого материала, скорее всего шёлка, очень приличного качества. Завернул его в рубаху и тоже отправил в мешок. На второй снизу полке снова наткнулся на облигации, целая большая и толстая красная папка. Сотни штук. Ладно, раз первые взял, то почему бы и эти не прихватить. Как-то в одной из книг про попаданцев Штелле читал, что какими-то подпольными путями их всё же можно поменять на деньги. Поспрашивает потом. Больше на полках ничего интересного не было. Зато в отделении для пальто на вешалке висел очень приличный женский плащ. Прямо как из будущего. Опять завернул в рубашку и закинул в мешок. Ещё была шуба из норки. Это ведь по нынешним меркам несколько тысяч рублей. Дороже автомобиля "москвич". Пётр аккуратно вывернул её на изнанку, завернул в простынь и сложил в мешок и ништяками. Полный получился. Ничего, ещё есть.
Опять стукнули снизу. На этот раз горелым пахло всерьёз.
– У напольных часов двойная задняя стенка там деньги, ещё деньги в сундуке, там крышка двойная и ещё под кроватью в маленькой комнате отодвигается в стену доска, там ордена, – сообщил, смахивая со лба обильный пот, танкист и попросил пока не закрывать крышку, – Пусть проветрится.
– Да, вы вылезьте, отдышитесь, – предложил Пётр.
– Нет, Потап только разговорился, нужно колоть продолжать, – показалась голова милиционера, – Я думаю и про преступников поспрашивать. Может, что путное расскажет.