Колхозное строительство. Дилогия
Шрифт:
– Вот и пирожки. Зоя Николаевна пекла. Бухгалтер наш. Вкуснее и не бывает, – вошла Вера Михайловна и с тревогой посмотрела на висящего Тишкова.
Еле-еле удалось восстановить равновесие.
– Вера Михайловна, большое спасибо.
– Да, Верочка Михайловна, большое спасибо. Не пускайте пока никого в приёмную, на меня сейчас Пётр Миронович орать будет.
– Ох, как хочется, – пробурчал под нос Пётр, когда несколько раз оглянувшаяся секретарша всё же вышла.
– Пётр Миронович, раскрою карты, я перед отлётом встречалась с Михаилом Андреевичем Сусловым. Считай, что это его команда.
– Думаете, мне легче стало. Как
– Видела я вашу Машу. О, я теперь тоже могу стихи писать. В рифму ведь получилось? Так вот, про Машу. Я бы позавчера ещё сказала, что её в Москву надо везти. Уникум. А теперь поняла ваш спич про Нью-Васюки. Вы скоро и, правда, это осуществите. Ладно, давайте ваши требования, а потом поговорим о Маше, – и с невинным видом достала из ужасной розовой сумочки блокнот с новомодной шариковой ручкой "БИГ".
– Мне нужны два человека из московского ансамбля "Скоморохи". Фамилии Градский и Буйнов. Ещё мне нужно, чтобы Светланов с музыкантами остались до 6 марта. Ещё нужны два виртуоза аккордеониста. Нет. Лучше один аккордеонист, и один баянист. Дальше. Нужно пару виртуозов гитаристов и один лучший в стране балалаечник. Да, если существует такой человек, то его нужно найти. Он должен очень хорошо играть на бас-гитаре. Все эти люди должны быть здесь послезавтра. Иначе не успеть, – Пётр задумался. Как восемь песен сделать за восемь дней?
– А ваш оркестр? – оторвалась от писанины Фурцева.
– Здесь нужно другое звучание и другие голоса, потом поймёте. Кстати, а что со званием "Академический"?
– Я поговорила со Светлановым. Он хотел забрать Гофмана в Москву. Я запретила даже заикаться. Будет вам звание. Ещё есть требования, и телефон мне в пустом кабинете предоставьте, – поднялась Екатерина Алексеевна.
– Конечно, есть. Мне нужен дом.
– Какой ещё нахер дом? – дёрнулась Фурцева.
– Вон такой дом, – Пётр открыл форточку и ткнул в один из домов стоящих напротив горкома. – Мне нужно селить в него приезжающих артистов. На постоянное место жительства. Думаю, это около ста тысяч рублей. Только показ снятого концерта в "Ударнике" в Москве за неделю окупит эти деньги. Тысяча мест. Пусть по тридцать копеек билет. Итого три тысячи за сеанс. Пять сеансов. Пятнадцать тысяч. Семь дней. Сто тысяч, – Пётр ожидал возражений и криков, но их не последовало.
– Пётр Миронович, пойдёмте ко мне в замы. Дом не обещаю, а квартиру в Доме Писателей найду. И дачу в Переделкино, – и мордочка такая – улыбчатая.
– Извините, Екатерина Алексеевна. Я хочу сделать Краснотурьинск лучшим городом страны. Из Москвы это не получится. Да и съедят меня в Москве-то. Я ведь не буду лизать попки у всех подряд.
– Нда. Съедят. Ладно, про дом подумаю, – махнула рукой Фурцева.
– Нет, уж. Давайте обещание! – пришлось и, правда, повысить голос.
– Десять лучших песен. Таких, как на вчерашнем концерте.
– Звоните.
Глава 5
Пётр с Викой Цыгановой закрылись в детской. Ну, не на ключ закрылись, так, дверь прикрыли. Юрочка спал, делала уроки Таня, а жена стирала в ванной пелёнки. Все заняты.
– Пётр Миронович, – Вика глянула на пустой почти белый листок, – Нет шести песен про космос. По крайней мере,
На листке были сверху вниз шесть цифр. Напротив единицы было написано. "Трава у дома", напротив двойки "Надежда". И всё следующие четыре циферки были свободны.
– Если попробовать подсунуть песню из кинофильма "Земля Санникова"? – Пётр напел:
Есть только миг Между прошлым и будущим Именно он называется – жизнь.– И при чём здесь космос? – наморщила носик Вика.
– "А для звезды, что сорвалась и падает, Есть только миг, ослепительный миг".– Песня замечательная. Нужен Олег Ануфриев, лучшего исполнения я не слышала, – Вика заполнила третью строчку. – А ещё три песни.
– Я тут думал целый день. Есть не простая вещь у Виктора Цоя. "Группа крови на рукаве". Там только нужно несколько слов поменять. Траву заменить на тропу. И убрать "бой". Пожелай мне удачи в полёте. Там ведь всё равной слову "в бою" нет рифмы.
– Не знаю, не знаю. Сто процентов, что даже с этими исправлениями песню не примут. Слишком агрессивная и слишком чужая. Это ведь не "Синий платочек", – Вика напела припев:
Группа крови на рукаве, Мой порядковый номер на рукаве…Нет. Точно не пропустят.
– А ведь я знаю, что нужно сделать, чтобы не просто пропустили, а с руками оторвали, – забегал по комнате Пётр.
Ну, как забегал. Два метра до двери и два назад, вот и весь бег.
– Не поделитесь?
– Нужно обозвать это "Маршем Космонавтов", ещё нужно, чтобы первое исполнение было с участием Гагарина. И последнее, нужно сшить эту саму форму с группой крови на рукаве. Возьмём за образец форму из нашего времени. Берцы, куртка с тысячей карманов, кепка с большим козырьком. Вот на рукаве и груди куртки вышить группу крови и номер. Одеть в эту форму певца, Гагарина и пару человек из бек-вокалистов. Только одного не хватает. Голоса Цоя.
– Задумка не плохая, но столько сложностей и первая это не Цой. Первая – это Гагарин. Тут и у Фурцевой может не получиться. Да и понравится ли ему форма? – Вика с сомнением, но вписала в четвёртую строчку "Группа крови".
– Нельзя это задание завалить, – опять забегал Пётр.
– Пётр Миронович, а вы не думаете, что даже если мы и запишем шесть песен, то дальше будет не легче, а значительно труднее. Следом "Первое Мая". А там нет вообще ни одной песни. И там отказаться будет ещё сложнее. Это политический праздник. Там сам Брежнев позвонит и потребует десять шедевров. И что тогда? – Вика ещё раз глянула на список. Куцый. И проблемный. А по поводу "Международного Дня Солидарности Трудящихся" вообще нет ни одной песни. Интересно, почему? Партийные бонзы не могли заставить поэтов написать песни. Или песни были написаны, но такого низкого качества, что только одно исполнение и пережили.