Колхозное строительство. Дилогия
Шрифт:
– Армен, мне нужно продукты для лобио. Найдёшь хорошую белую фасоль и грецкие орехи. Ещё нужны пряности. Ну и дыни с мандаринами тоже не помешают. А ещё нужна печень говяжья и морковь.
– Так, ты эту песню написал? Ты Тишков? – не отступал со своих позиций армянский мачо.
– Мы вдвоём с дочерью, – ну, раз хочет услышать ответ.
– Пойдём со мной! – вообще акцент пропал.
– Куда пойдём?
– К дяде пойдём, – и даже схватил за локоть. Приспичило?
– Армен, мне продукты надо, к ужину ведь ещё готовить надо. Время…, – не
Мачо приволок его к обшарпанной, когда-то покрашенной зелёной краской двери.
– Будут продукты, ты дарагой Тишков пока с дядей поговори, а я всё найду. Не пожалеешь, – кустистый вулкан втолкал Петра в комнату, прокричал что-то на одном из языков народов СССР и исчез.
Пётр огляделся. Деревянный растрескавшийся стол. С обеих сторон приставлены табуретки. Сидят два не молодых армянина, скорее всего, и играют в нарды. Тот, что лицом к двери, хозяин кабинета, наверное, очень похож на Фрунзика Мкртчяна. Через две недели ведь на экраны страны выйдет "Кавказская пленница". "Мкртчян" одет только иначе. Не галифе, а хорошие серые штаны. Сейчас все ходят с брюками застёгнутыми выше пупка. Из-за этого получается несколько комичный с точки зрения Петра вид. Типа Чарли Чаплин жив. У него самого сейчас костюм со штанами, где ремень на два пальца ниже пупка. И не тонкий ремешок, а специально сшитый в сапожной мастерской чуть пошире и с замечательной пряжкой на два колка, выточенной в ЛМЦ.
– Заходи дорогой товарищ Тишков, присаживайся, Акпер сейчас чай принесёт, – подзатыльник лёгкий и оппонент по нардам исчез за дверью. – Я Петрос Мкртчян – директор этого рынка.
– Пётр Миронович Тишков, – представился Пётр и поискал глазами вешалку. В кабинете было жарко. В углу гудел самодельный тэн, – Мкртчян? А Фрунзик не родственник?
– Вай! Откуда знаешь Фрунзика? Это мой племянник. Ну, не прямой племянник. Двоюродный. Вон вешалка.
Точно в углу в доску было вбито три гвоздя, а сама доска прибита к стене. Пётр снял пальто, шарф. Пристроил под вешалку многострадальный счастливый портфель.
– Так откуда Фрунзика знаешь?
– Кино смотрел. "Кавказская пленница". Скоро показывать будут.
– Да, он говорил, даже билеты уже принёс. Слушай, Пётр Миронович, ты, где такой костюм достал? Я всё достать могу в Москве, а такой костюм не видел.
– Сшили у нас в городе.
– А, хороший портной. Еврей, наверное? – Петрос пальцами потрогал материал, покрутил Петра, даже пуговицы расстегнул. Любознательный, чёрт.
– Пётр Миронович, а ты только песни пишишь?
– Нет. Я – Первый Секретарь Горкома КПСС.
Оба-на. Угол-шоу. Товарищ директор чуть не по стойке смирно встал.
– Извини, уважаемый. Садитесь, пожалуйста.
Как раз Акпер чай принёс в дебильных подстаканниках и полный поднос всевозможных конфет. Даже трюфели просматривались.
– Угощайтесь, Пётр Миронович.
– Дорогой директор…
– Какой директор, для вас, уважаемый, просто Петрос, – набулькал из заварочного чайника в стакан чего-то почти чёрного.
Пётр
– Вкусно, – заметил это дядюшка Петрос.
– Да, спасибо, очень хороший чай. Индийский? – Пётр ещё отхлебнул, потянулся за трюфелем.
– Зачем индийский. Армянский. У нас один район в горах есть. Мегри называется. Там чай немного выращивают. Только три верхних листочка самые красивые девушки собирают. Надо тебе. Есть у меня небольшой запас.
– Кто же от такого хорошего чая откажется? – Штелле продолжал отхлёбывать и одновременно осматривал помещение. Какая-то временность, неустроенность.
– Дорогой, Пётр Миронович, у меня есть родственники и друзья в Москве. Три родственника и три друга. Они директора ресторанов. У всех есть музыканты. Приходят люди отдыхать, танцевать. Хотят твои песни слушать. Начали их учить, даже исполнили пару песен, а тут приходят люди из управления по защите авторских прав и говорят, что автор запретил исполнять другим музыкантам свои песни. Это правда? – Директор достал пачку Мальборо из кармана и протянул, раскрыв, Петру.
– Я не курю, и, пожалуйста, при мне не курите. У меня от табачного дыма сразу голова начинает болеть.
– Как скажешь, уважаемый первый секретарь, хочешь, вообще брошу?
– Подожди, Петрос, я потом тебе газету дам. Прочитаешь, может, и правда захочешь бросить. А ещё я по руке гадать умею. Дай твою левую руку, – оп-па, а ведь человек какой-то борьбой занимается. Карате?
– Что скажешь, уважаемый?
– Умрёшь от рака лёгких, если не бросишь курить, а ещё тебе нужно меньше мяса есть, ешь больше свёклы, – это ведь каждому посоветовать можно.
– Ох, – дальше текст на смеси русского непечатного с армянским, похоже, тоже не литературным.
– Ну, будущее не предопределено, бросишь курить, больше будешь есть овощей, и проживёшь до ста лет, – попытался успокоить товарища Пётр.
– Спасибо, уважаемый, я послушаю тебя. Только ведь мы про дело недоговорили. Разреши моим родственникам и друзьям исполнять у себя в ресторанах твои песни.
– Знаешь, Петрос, почему я запретил? – задумался Пётр.
– Нет! Хорошие песни, вся страна слушает, почему нельзя исполнять?
– Есть песни, которые должны исполнять певцы с определённым голосом. А если их будут петь другими голосами, то получится плохо. И люди послушав, будут думать, что песня плохая. Зачем мне это?
– Ты, великий поэт, Пётр Миронович, но плохой знаток людей. Люди всё равно будут твои песни петь. Это не остановить запретом. Только разрешив моим родственникам и моим друзьям, ты можешь заработать деньги, и тоже стать другом, а, не разрешив, ничего не приобретёшь, – как-то устало, как маленькому непонятливому ребёнку, пояснил старший Мкртчян.
– Хорошо, Петрос, я завтра в ВУОАПе разрешу исполнять песни с концерта на 8 марта. И что я с этого буду иметь? – у Петра уже созрел план. Деньги ему не нужны, а вот кое какие продукты.