Колька и Наташа
Шрифт:
— А у нас ничего не делают — вызывающе сказал Генка. — Ну и что ж с этого?
— Какая тебя муха укусила? — удивился Борис.
— Ох, Генка, — не вытерпела Наташа, — надоел ты мне хуже горькой редьки.
— Бухта, Костюченко! — позвал подошедший к ребятам в этот момент Остров, — идите сюда, тут редька есть.
Все вскочили.
— Ну-ка, показывайте редьку, где она, — строго вопрошал Остров.
— Редьку мы любим, — сказал Костюченко, подталкивая в бок посмеивающегося
— Ну, что ж вы, а? — спросил Остров. — Утаиваете редьку?
— Никакой у нас редьки нет, — буркнул кто-то, — это все Наташа.
— Ого! — глядя то на ребят, то на бревна, сказал Остров. — Потрудились вы славно.
— Мы еще не то можем, — гордо ответила за всех Наташа, — сейчас пилить станем.
Колька поморщился, услышав хвастовство Наташи, но смолчал, тряхнул головой и крикнул:
— Начнем!
После минутной суеты все взялись за пилы.
Колька пилил с Мишей, довольный, что их работу видит Остров.
Наташа изо всех сил тянула на себя пилу. Та непослушно извивалась, стонала и двигалась рывками. Казалось, все мешало девочке: и налезающая на глаза прядь волос, и расстегнувшаяся пуговица пальто. Наташа нервничала, на глазах у нее выступили слезы.
Боря, ее напарник, тихо, чтобы не слыхали другие, уговаривал:
— Ну, чего ты нюни распустила? Ну, чего, хлопче?
— Я не хлопче, — глотая слезы, готовая зареветь на всю Волгу, огрызнулась Наташа. — Видишь, все из-за волос. Лезут в глаза, меша-ают…
Боря отлично понимал, в чем дело, но тихо соглашался:
— А я сразу понял, что ты из-за них. Только трошечки закрой кран и не плачь. Ты спрячь волосы, хлопче, чтобы не путались.
— Дурак ты, Борька, какая я тебе хлопче?
Остров, наблюдавший за ними, подошел к девочке и взял ее за руку.
— Давай вместе, Наташа, — предложил он и опустился на правое колено, — ну, становись!
Андрей Иванович умел и любил пилить дрова. В детстве ему приходилось этим заниматься у бабушки, потом в ссылке. Для него это было удовольствием, а не тяжелым и неприятным трудом. Он отдыхал в это время.
— От себя легче, — объяснял он. — Вот так! Хорошо, хорошо! Еще раз! Не толкай, свободней. Легче, легче. Еще раз, не торопись, так.
Сперва неуверенно, потом свободнее пила, повинуясь опытной руке, пошла по своей узкой дорожке. Влажные опилки посыпались на снег.
Наташа радовалась. Слезы высохли. Она почувствовала себя спокойнее. Она не хуже других может пилить дрова. Наташа даже тихонько засвистела от удовольствия, но вспомнив, как Мария Ивановна ругала ее за эту привычку, стала что-то напевать.
Уже давно ушли Остров, Бухта и Костюченко, уже уехал, поскрипывая полозьями,
Глава 21. Колька и Генка
Через несколько дней Колька встретил Генку на Волге. Генка уже часа полтора безрезультатно ловил рыбу в выдолбленной кем-то лунке.
Неудача раздражала его: он обещал матери наловить рыбы для больного отца и не преминул при этом, как обычно, прихвастнуть: «Можешь быть уверена, мама, это будет окунь, в три ладони». Но ему чертовски не везло, — где там в три ладони, хоть бы мелюзги набрать.
Колька, не подозревая о душевном состоянии Генки, в весьма радужном настроении расположился неподалеку от него. Он тоже пришел ловить рыбу. Насадив на крючок жирного сопротивляющегося червяка, он поплевал на него и тихонько размотал ушедшую в темную глубину леску.
Долго ждать не пришлось. Начался клев. Дрожа от возбуждения, Колька едва успевал вытаскивать трепещущую рыбу. Скоро у его ног подпрыгивали семь полосато-золотистых окуней.
«Уха обеспечена. Мария Ивановна обрадуется!»
Окрыленный успехом, он не замечал, как настроение Генки все больше портилось.
А тот не мог спокойно перенести удачу соперника.
Два часа сидел он своей проклятой лунки и хоть бы для смеха клюнуло, а этот только присел — и потянуло… Где же на свете справедливость?
— Послушай, Генка, — прервал его мысли Колька. — Кажется, все. Улепетнула стайка. А у тебя как?
В безобидных словах удачливого рыбака Генке послышался намек на его неудачу.
— Что расквакался, несчастный подлодочник. Подумаешь, поймал несколько замороженных окунишек. Уходи, пока не поздно, иначе я за себя не ручаюсь.
Слова Генки не произвели на Кольку никакого впечатления. Слишком велика была его радость.
И вдруг Генка запустил в Кольку осколок льда. Острый удар пришелся в подбородок. От боли и неожиданности Колька даже закрыл глаза.
Привел его в себя вызывающий смех Генки. Колька рванулся на своего обидчика, но сдержался.
— Эх ты, Минор, — презрительно сказал Колька, нанизывая улов на проволоку и собираясь уходить, — разве с тобой можно дружить, с артистом погорелого театра.
— Я артист погорелого театра? — Генка подпрыгнул и вытянул шею. — Да ты… ты… Что ты понимаешь в искусстве? Ну скажи, что такое скрипичный ключ? Ага, не знаешь, молчишь, а еще воображаешь.
— Искусство! — зло передразнил его Колька. — Эх ты, рыбак!