Колька и Наташа
Шрифт:
— Место подходящее, — отрывисто и глухо сказал он.
— Лезь, — предложил шепотом Генка.
Уже было темно. Улица вымерла, ни одного человека.
Генка, суетясь, подсадил Кольку. Тот крепко обхватил холодный, скользкий ствол дерева.
— Смотри, не упади, — дрожащим голосом напутствовал Генка друга.
Генку зазнобило, он поплотнее надвинул шапку, застегнул пальто на все пуговицы и засунул руки в карманы.
Колька, то часто дыша, то сдерживая дыхание, прислушиваясь к посторонним звукам, от ветки к ветке лез вверх. «Вот и окно», — одновременно обрадовался и испугался
Осторожно, боясь поскользнуться, Колька сперва поставил одну ногу на карниз, утоптал снег. Почувствовав твердую опору, он схватился руками за раму и влез на чердак.
Вначале, кроме уходящих в темноту балок, мальчик ничего не увидел. Но постепенно глаза освоились с темнотой. Он заметил какую-то изогнутую трубу, сломанную железную кровать, перевернутый, с вылезшими пружинами, диван.
Избегая шума, Колька искал дверь в дом. Она оказалась не с левой стороны, как он предполагал, а прямо.
Дверь открылась легко, без скрипа.
Перед ним спускалась узкая винтовая лестница.
Мальчик, придерживаясь за перила, пошарил ногой в темноте и нащупал первую ступеньку. Стремясь не выдать себя, он снял сапоги. Босиком, осторожно, со ступеньки на ступеньку, согнув голову, чтобы не удариться, он спускался вниз.
Настойчиво преследовала мысль: «О какой девчонке говорил мужчина? О Наташке? А может, и не о ней? Но все равно, надо выяснить. А может быть, все это ерунда?.. Ну да, самая настоящая ерунда. Живут здесь доктора. Они ему никогда ничего плохого не сделали. Благодаря им он прочитал интересные книги. А леденцы, а рафинад, который Дмитрий Федорович дол для Андрея Ивановича? Наконец, деньги на коньки… Шуточное ли дело!..»
И все же внутреннее, подсознательное чувство предостерегало: «Нет, здесь что-то не то, надо быть начеку».
И он, подчиняясь этому тревожному чувству, с опаской ставил сперва одну ногу и, только убедившись, что ступенька не скрипит, ставил рядом вторую.
Был момент, когда он с трудом сдержал готовый вырваться крик: в пятку впился гвоздь.
Наконец, лестница кончилась. Впереди коридор. Колька передохнул и бессознательно вытер со лба липкий пот.
Мальчик широко расставил в стороны руки. Коридор был узкий, и Колька кончиками пальцев притрагивался к стенкам. «Краска облезла, — мелькнула мысль. — Давно не красили». Он знал: где-то в конце коридора — дверь комнаты, в которой он бывал. Неожиданно ему захотелось чихнуть. Он зажмурил глаза, прикусил губу и начал тереть переносицу.
До его обострившегося слуха донесся слабый стон.
Мальчик застыл. Тишина. Страшная, напряженная, только сердце стучит так, что в ушах звон. Но что это?.. Не ослышался ли он?
Колька на цыпочках шагнул в сторону и прильнул ухом сперва к одной стене, а потом к другой. За тонкой шершавой перегородкой кто-то тяжело и прерывисто дышал, словно всхлипывал.
Мальчик на мгновение замер и даже попятился, но, переборов страх, лихорадочно обшарил стены.
Дверь! Он припал всем телом к двери и осторожно потянул ее на себя. Она оказалась запертой. Новое препятствие вызвало в нем прилив энергии. Он отодвинул задвижку,
Потрясенный он на минуту застыл.
Когда Колька пришел в себя, им овладело желание, как можно скорее выбраться из этого дома.
— Наташа, — прошептал он, — Наташа, ты меня слышишь? Это я, Колька. Скажи хоть слово, ну хоть полслова. Это я, Колька. Понимаешь — Колька!
Наташа не отвечала. «Может быть ее, — в отчаянии подумал он, — может быть, ее так избили, что…» Медлить было нельзя.
Колька попытался осторожно поднять Наташу. Какая она стала тяжелая! Ничего не выйдет, одному не справиться. Что же делать? Ах да, на улице Генка. Надо его позвать.
Пробраться опять на чердак, спуститься вниз, объяснить все Генке, обругать его за трусость и потом чуть не дотащить до кладовки — все это потребовало немало времени.
…Напрягая силы, мальчики понесли Наташу по винтовой лестнице. Кольке казалось, что прошла целая вечность, пока они достигли двери чердака. С трудом протиснулись через узкий проход.
От каждого нового затруднения или препятствия Генку бросало в жар и холод. Ему во всем чудилась погоня… От страха у него подгибались ноги, пересохло во рту. Колька ободрял его:
— Минор, осторожно, не ударь Наташу о балку. Не споткнись, Минор. Я и не думал, что такой ты храбрый, ей-бо.
— А как же, — тонко и еле слышно проговорил Генка, — а как же. Я такой уж… — И испуганно умолк: ему показалось, что кто-то за ними следит.
Но вот и окно. Луна ровным холодным светом освещала чердак.
Колька приказал своему товарищу спускаться вниз и принять Наташу.
Дважды ему не пришлось повторять. С облегчением вздохнув, Генка в то же мгновение оказался на земле.
Колька обрезал перочинным ножом бельевую веревку, замеченную им в углу. Обвязав ею Наташу, он с трудом опустил девочку за окно.
Колька действовал осторожно, боясь сделать больно Наташе. Упершись ногами в стенку, потихоньку ослабил веревку. Она жгла руки, обдирала ладони.
— Держи, — учащенно дыша, вполголоса скомандовал Колька. — Неси за угол, живо, а я сапоги обую.
У Генки откуда только взялись силы. Согнувшись под тяжестью Наташа, он торопливо понес ее.
Колька одним взмахом натянул сапоги, вскочил на подоконник и прыгнул в сугроб. Ему не повезло: упал на руку. Еле встал.
Пониже локтя мальчик почувствовал жгучую боль. Стало слегка тошнить, сильно закружилась голова. «Неужели сломал?».
— Тащи ее скорее, беги, — сквозь стон крикнул он.
Генка, держа на плечах Наташу, ускорил шаг. Преодолевая боль, Колька старался не отставать от него.
Через некоторое время они вошли в изолятор госпиталя, который помещался в кинематографе.