Колька и Наташа
Шрифт:
Прежде чем матрос успел сообразить, в чем дело, Колька вырвал у него шинель и схватил лежавший на стуле вещевой мешок. Нижняя губа мальчика задрожала. Сорвавшимся от обиды голосом Колька крикнул:
— Я за Советскую власть, если надо… — и, не договорив, выскочил из комнаты, с силой хлопнув дверью. На улице слезы застлали ему глаза.
А Глеб Дмитриевич посмотрел в окно на бегущего Кольку, сдвинул на затылок бескозырку и повернулся к Наташе:
— Твердый парень. Хорошая порода,
Глава 38. Навстречу солнцу
Стояло чудесное весеннее утро. Вольный волжский ветер приносил с собой запах распустившихся деревьев. Звонко журчали ручьи.
Во дворе крепости занимались бойцы. Колька остановился. Вот один боец колет штыком чучело. Молоденький взводный нервничает и неестественно громко командует:
— Коли! Назад!
Красноармеец колет. Хорошо и ловко получается у бойца — ни одного промаха.
Колька позавидовал тому, как далеко забросил какой-то коренастый крепыш гранату, и подумал, что со временем, если получится, и он, Колька, не хуже других будет колоть штыком, бросать гранату и ползать по-пластунски.
Размышляя так, он заторопился к Острову.
В комнату его пропустили без задержки. Он увидел присевшего у стола на корточках Острова, а с ним рядом, тоже на корточках, Николая Семеновича, старого рабочего Нобелевских мастерских.
Колька одернул шинель, поправил вещевой мешок за спиной и, хотя был удивлен их позами, обратился к Острову. Тот жестом попросил Колю подойти.
— Так вот, — сказал он Николаю Семеновичу, продолжая разговор, — надо спилить ножки вершка на два.
— А может, потерпим, Андрей Иванович? Столы-то попортим.
— Нет, Николай Семенович. Время не терпит, детей надо учить. Школ не хватает. Вот на днях уходит тридцать шестой полк, освобождается здание. Откроем школу. Столы подпилим — парты будут.
— Время-то какое, — осторожно возразил Николай Семенович.
— Время, действительно… — глядя на Кольку, согласился Остров. — И все же детям нужно учиться. Как ты думаешь, — обратился он к Кольке, — удобно будет ребятам, если мы столы немного подпилим?
— А я на фронт, дядя Андрей, — нахмурился Колька и для большей убедительности снова поправил шинель и вещевой мешок.
— Это я знаю.
— Откуда? — раскрыл глаза Колька.
— Не слепой. Весь твой вид об этом говорит, да и лицо уж больно воинственное.
Николай Семенович ухмыльнулся.
— А вы не смейтесь!
— Зачем смеяться, — серьезно ответил Остров. — Ты лучше скажи, где находится Рейн или Висла?
— Я хочу на фронт, — глядя в окно, упрямо повторил Колька. — Я хочу бить Деникина.
— Тебе надо учиться, —
Остров посмотрел на Николая Семеновича, тот многозначительно покачал головой и развел руками, дескать, что поделаешь.
Остров едва заметно улыбнулся.
— Что ж, хорошо, — подумав, сказал он, — поехали в казарму.
…Приняв рапорт дежурного по батальону, Остров направился в помещение для классных занятий. Вместе с красноармейцами Остров и Коля вошли в большую комнату.
У круглой черной печи — высокий тонкий учитель. Лицо его сосредоточено. Увидев Острова, он остановился, но Андрей Иванович сказал:
— Прошу вас, продолжайте.
Учитель вывел на печке мелом букву.
— Какую букву я написал? — спросил он.
— У-у-у, — раздался гул голосов.
Не стирая предыдущую букву, учитель поставил рядом другую.
— А это какая?
— С-с-с, — просвистело в комнате.
— А как мы прочитаем эти буквы вместе?
— У-у-с-с, — протянули курсанты.
— А быстрей?
— Ус, — радостно закричали «ученики».
Стекла в окнах задрожали от громких голосов.
Учитель объявил перерыв.
…Среди красноармейцев Колька узнал знакомого ездового, хотя тот сбрил свою жиденькую бородку и помолодел.
Узнал ездового и Остров.
— Ну, как учитесь? — спросил его Андрей Иванович. — Строевиком стали?
— Известно дело, учимся, — солидно ответил тот и приосанился.
— Хорошо получается?
— А то как же, — оживился ездовой, — слыхали, как читаем. Дело нужное, без грамоты никак нельзя, милый человек. Время такое наступило, управлять государством требуется, вожжи в свои руки брать. Власть-то взяли, выходит наука нужна. Понимать надо. Сейчас от самих все зависит. Так-то. А без грамоты… Без нее все равно, как на моей бывшей кляче, шуми не шуми, а далеко не ускачешь.
Ездовой вспомнил про табак, которым в свое время его угощал Остров, вытащил кисет с махоркой:
— Угощайтесь. Табачок хорош, — завертывая толстую цигарку, он продолжал: — Не признал я вас тогда. А ведь я правду говорил: все будет. И самое что ни на есть важное — народ быстро поднялся на ноги. Подсчитать, сколько уже маршевых рот отправили на фронт! Вот и наш полк готов. А ведь какие пришли в город — страшно вспоминать: помороженные, больные. Одно только и было здоровым — злость к врагу. Теперь мы с ним, с белопогонником поговорим. Все припомним, сразу и навсегда. Так-то. А учиться надо, без всякого разговору, — довольный всеобщим вниманием, заключил ездовой.