Коллекционер
Шрифт:
– Но он должен знать, что претензии его отца на имя Романовых необоснованны. Я тоже провел кое-какие расследования, – заметил Аш. – Ее останки нашли, сделали анализ ДНК.
– Люди верят тому, во что хотят верить, – пробормотала Лайла. – Какой сын захочет верить тому, что его отец – лжец и обманщик? Там было много путаницы. И много причин, по которым женщинам хотелось выдавать себя именно за Анастасию или ее потомков. Новое русское правительство пыталось заключить мирный договор с Германией и заявляло, что девушки были переведены в безопасное место.
– Да-да, –
– Слухи пустили, чтобы скрыть убийства, потому что многие были уверены, что Анастасия выжила, но потом нашли могилу, – добавил Аш. – Однако наука не для всех что-то значит.
Нет, не для всех.
Он подумал об Оливере.
– Да, некоторые верят в то, чему хотят верить, – слегка улыбнулся Алекси. – И не придают значения науке или истории.
– Когда русские точно доказали, что она была казнена вместе с семьей? – спросила Лайла.
– В две тысячи седьмом году. Нашли вторую могилу, и ученые доказали, что останки принадлежали Анастасии и ее младшему брату. Жестокость, – добавил Алекси. – Даже после смерти. И все для того, чтобы отделить детей от семьи. Попытаться скрыть убийство.
– Значит, сын уже взрослый человек. Как это унизительно или постыдно, а возможно, и то, и другое – знать, что история твоей семьи, твоя родословная – все ложь.
– Но он продолжает на этом настаивать.
Алекси постучал указательным пальцем по конверту.
– Как видите, очень многие предпочитают верить, что эти открытия и документы были фальсифицированы. Сказка о том, что она выжила, – куда романтичнее.
– И их смерть была жестокой. Бесчеловечной, – вздохнула Лайла. – Думаете, он… этот Вазин, тот, для кого Оливер приобрел яйцо?
– Есть и другие вероятности. Вся информация в моих заметках. Француженка, в жилах которой действительно течет кровь Романовой, и американец, по слухам, открыто скупающий краденые предметы искусства. Но этот Николас Романов Вазин, я все время мысленно возвращаюсь к нему. У него множество международных интересов: финансы, промышленность, но он слывет затворником. Имеет дома в Люксембурге, Праге, Франции, Нью-Йорке.
– Нью-Йорке?
Киринов кивнул.
– Норт Шор, Лонг-Айленд. Он редко принимает гостей и занимается бизнесом на расстоянии: телефоны, имейлы, видеоконференции. Говорят, он страдает мизофобией – боязнью микробов.
– Не желает замарать рук, – пробормотал Аш. – Все сходится. Нанимает кого-то, чтобы этот кто-то выполнял за него грязную работу.
– Я записал имена и изложил все, что сумел раздобыть, но это лишь шепоток или слухи. Жаль, что не смог раздобыть больше.
– Вы дали нам имена и направление поисков. Имена, которые мы можем упомянуть Бастоне, когда с ним встретимся.
– Что мы обязательно сделаем, – кивнула Лайла. – В четверг днем. Антония связалась со мной, перед тем как я спустилась сюда. Ее отец согласился поговорить с нами. Он сообщит нам детали встречи, но мы приглашены на виллу Бастоне в следующий четверг.
– В два часа, – закончил Аш. – Мой брат Эстебан занимался этим делом. Я
– Прекрасно!
– Следующий пункт на карте, – покачал головой Киринов. – Вы будете держать меня в курсе? Жаль, что не могу полететь с вами, но семья и бизнес удерживают меня в Нью-Йорке следующие несколько недель. Кстати, о семье – мне пора вас покинуть.
Он поднялся.
– Удачи вам.
Он пожал руку Ашу, немного покраснел, когда Лайла обняла его у двери. Она вернулась, потирая руки.
– Давай погуглим насчет этого Николаса Романова Вазина. У нас, конечно, есть заметки Алекси, но не мешает еще порыться.
– У меня есть источник получше Гугла. Мой отец.
– О!
Деньги – к деньгам! Она уже говорила это себе.
– Прекрасная мысль. Постарайся сделать это, а я, как обещала, займусь ужином. Полагаю, нам нужно проверить еще две версии. Может быть, он их тоже знает.
– Или о них. Я не забыл, что он должен извиниться перед тобой, Лайла.
– Это стоит не во главе списка приоритетов, так что не стоит пока волноваться.
– Зато стоит во главе моего списка.
Он вошел в кухню, опередив ее. Налил два бокала вина.
– За кухарку! – провозгласил он, подав ей бокал. – Ухожу с твоей дороги.
Оставшись одна, она взглянула на бокал. Пожала плечами. Сделала глоток. Его отец может сообщить что-то новое. И это главное. Неважно, что она изобрела причину не появляться на похоронах Винни, и оба знали почему. Пока неважно, что думает о ней его отец.
– Позже. Кто знает, что будет иметь значение позже?
Прямо сейчас нужно сообразить, что готовить.
Он дал ей почти час.
– Пахнет здорово. Что это? – спросил он, когда снова появился на кухне.
– Трудно сказать. Это не креветки и не паста лингуини, но имеет элементы того и другого. Назовем это крелини. Я уже в Италии. Что бы там ни было, это почти готово.
Она подала свое блюдо на больших плоских тарелках, с кусочками розмаринового хлеба. Аш купил его в пекарне Люка. Ко всему этому полагалось честно заработанное вино.
Она попробовала. Кивнула. Как раз! Достаточно чеснока, и приятный запах лимона.
– Неплохо.
– Гораздо лучше! Это здорово!
– Вообще в стряпне у меня больше успехов, чем неудач, но зато неудачи монументальны.
– Тебе стоило бы записать рецепт.
– Это лишает вкус свежей спонтанности.
Она подцепила креветку, навертела на вилку лапшу.
– Так отец чем-то помог?
– Он знает Вазина, встречался с ним почти десять лет назад. По словам отца, тот казался не особенно общительным, но не был тогда отшельником, каким стал за последние годы. Он не женат и не был женат. Никто не знает, были ли у него женщины… или мужчины. Даже тогда он отказывался пожимать руки, хотя они встретились на мероприятии очень высокого уровня, где присутствовали несколько глав государства. Он привез с собой помощника, который весь вечер наливал ему воду из особой бутылки. Отец говорит, Вазин тщеславен, педантичен, эксцентрик без капли обаяния и физически весьма привлекателен.