Коллекционная вещь
Шрифт:
– А у тебя разве так не бывает? Совершишь дурной поступок, а потом мучаешься.
– Тоже мне мучения! Жизнь ведь как устроена: если не предашь ты, предадут тебя. Одно из двух.
– Пока живешь, все время кажется, что ты чего-то недобрала. Только и думаешь: «Почему я взяла из кассы сорок фунтов, а не сто? Почему я не побила заодно и Вонючку? Почему я побила одного Фила? Почему я не проломила Вонючке череп? Почему я не потребовала себе больше? Почему не взяла больше?» Когда же отправляешься на тот свет, то рассуждать начинаешь иначе: «Почему я не дала Альме в долг, когда она так нуждалась? Почему
– Итак, ты пришла сюда, чтобы сделать меня счастливой? – осведомляется Никки.
Туша утвердительно кивает.
– А теперь проваливай.
– Хорошо, я уйду. Свое послание я тебе передала и могу уйти. Но имей в виду, Никки, я ухожу не потому, что ты меня об этом попросила. Сделать тебя счастливой вовсе не значит идти у тебя на поводу. Не забывай, я ведь тебя неплохо изучила.
Туша идет к двери. Достает кошелек.
– Если тебе действительно нужны деньги, можешь взять у меня. Я нашла тебя. Не забывай об этом. Думаю, искала тебя не одна я... Да, вот еще что... Спасибо, что ты меня застрелила.
– На здоровье.
Туша уходит. А ведь они могли с тем же успехом поговорить о ценах на овощи. Насколько я понимаю, Туша и Никки прожили вместе несколько месяцев года три назад; чем Туша могла привлечь к себе такую, как Никки, остается загадкой, однако ясно одно: увлечение это относится к разряду тех, которые принято называть пагубными.
Теперь же их решительно ничего не связывает. Если б не семь выпущенных из пистолета пуль, трудно было бы себе представить, что одно время (три раза еженощно) они были близки. И вовсе не близость явилась предметом их размолвки. Никаких улик. Чисто сработано. Люди теряют все: серьги, зубы, надежды, лютых врагов и закадычных друзей, воспоминания, самих себя; единственно, что они утратить не могут, – это утрату. Утрата утраты. Конец конца. Такой коллекции нет ни у кого. Спросите у опытного коллекционера.
Человек, которого вы когда-то любили, может выветриться из вашей памяти без остатка, но вот человек, которого вы застрелили, забывается редко. Спросите у старого солдата.
Змея подколодезная
Роза вновь предъявляет на меня свои права. Вернись она домой десятью минутами позже, меня украли бы в очередной раз.
Мы едем за город. Идем к колодцу. Внутри никто ничего не бормочет – мертвая тишина. Роза освещает дно фонариком – на тот случай, если Табата затаилась и хранит гордое молчание. В колодце пусто.
Пленница исчезла. Роза теряется в догадках.
Она беспокоится за Табату и, естественно, не может не думать о последствиях ее таинственного исчезновения. Никки бы такой поворот событий показался вполне забавным.
Опустившись в новое кресло, Роза открывает газету и просматривает статью о двух специалистах в области СПИДа, которые, приехав на международный конгресс по СПИДу, провели вместе ночь, после чего подали друг на друга в суд за заражение СПИДом.
Появляется Никки:
– У тебя невеселый вид.
– Было много работы на аукционе. Настроение такое, что даже по магазинам пошляться не хочется.
– Плохой знак.
Табата не выходит у Розы из головы. Она принимает решение. Встает. Прогноз: сейчас отправится на ее поиски.
– Если позвонят, скажи, что меня некоторое время не будет дома.
Роза уходит. Никки провожает ее участливой улыбкой.
А как же я? Опять умыкнут. У-ник-нут.
Бессловесный и Невозмутимый
Никки идет к себе в комнату – уложить вещи. Передумывает: идет в ванную и принимает душ – напоследок.
Они входят бесшумно – точно соткались из воздуха; дверной замок ими, как видно, изучен заблаговременно. Терпеливо ждали, пока Роза уйдет.
Одежда в глаза не бросается; дешевые, популярные в народе джинсы, дешевые, популярные в народе майки, дешевые, популярные в народе бейсбольные кепки – все такое просторное, что, как они сложены, и не скажешь. Внешность, словом, самая незапоминающаяся – что они есть, что их нет. Вязаные шлемы они, по всей видимости, напялили уже в дверях – чтобы ничем не отличаться от дешевых заказных убийц. Перчатки. Бритые затылки. Зомби.
Киллеры под номером сорок один. Такие возвращаются после убийства домой и с аппетитом ужинают. Самое смешное, что в вязаных шлемах или без них они везде одинаковы. Никакой суеты, с трудом сдерживают зевоту. Рутина. Хлеб насущный.
Никки – в ванной, слушает музыку. У Бессловесного (в моей коллекции номер сто шестьдесят пять) в руке сумка; раскрывает ее. Невозмутимый (номер девяносто пять) достает оттуда небольшой пистолет с глушителем и, предварительно убедившись, что в квартире никого нет, задергивает на окнах занавески.
Бессловесный извлекает из сумки видеокамеру и миниатюрную цепную пилу. Переглядываются – пора начинать.
В квартиру неожиданно входит Роза – что-то забыла. Уж не меня ли?
В это же самое время из ванной выходит Никки, и все четверо сталкиваются в коридоре. Бессловесный и Невозмутимый делают женщинам знак лечь на пол.
– Ваза там, – информирует налетчиков Роза.
Полное отсутствие интереса.
– О Боже! – вскрикивает Роза. – Вас подослала Табата, признавайтесь?
– К тебе это никакого отношения не имеет, – подает голос Никки.
Бессловесный делает ей знак, чтобы она разделась. Никки снимает лифчик. С еще большей готовностью, чем обычно. Но лифчика Бессловесному мало.
– Все снять? – спрашивает она. Он кивает. Сказано – сделано.
– Вас прислал Самогонщик? – живо интересуется Никки.
Никакой реакции.
– Фил? – Никакой реакции. – Тогда, значит, братья Налом?
Бессловесный опускается на корточки и привязывает ей руки к ножке стола.
– Господи! – Никки вдруг прозревает: методом исключения она догадывается, кто подослал киллеров.