Коллекция геолога Картье
Шрифт:
Время от времени Брокар поднимает склоненную голову и с интересом оглядывает ряды кресел, в которых расположились его попутчики. Все это, видимо, люди весьма почтенные, совсем не под стать ему: крупные дельцы, администраторы, военные, быть может, министры, конгрессмены, депутаты и, похоже, на том конце длинной кабины две голливудские кинозвезды: уж очень у них шикарный вид и свободные жесты, к тому же они дьявольски красивы!
Что же, скоро и он, Брокар, сможет войти в качестве полноправного члена в это избранное общество. Уж во всяком случае он не уступит им ни в уме, ни в образовании,
— Время?
Брокар ответил ему на это с педантичной, язвительной вежливостью:
— Пять часов, восемнадцать с половиной минут, сэр!..
Этот тип, похожий на карикатурного миллиардера из левой газеты, даже не поблагодарил его. Вообще-то пора кончать со всякой угодливостью, он, Брокар, должен чувствовать себя среди этих людей, как равный. Ведь он и внешне ничем, в сущности, от них не отличается: одет он со вкусом согласно моде, у него отличное белье, носки, ботинки, дорогие часы-браслет, строгое, энергичное, хорошо выбритое лицо джентльмена. А в Вашингтоне он еще пополнит свой туалет.
Однако какие прекрасные волосы у этой стамповской племянницы, чистейший золотой лен! Они сидят рядом — дядя и племянница — впереди Брокара и время от времени перебрасываются пустыми фразами.
— Как ровно идет самолет, не правда ли, дядя Альбер? — говорит девушка звонким голосом, слышным на всю кабину.
— Да, дорогая Клод, ровно.
Молчание.
— Дядя Альбер, а вы много летали в своей жизни?
— Нет, дорогая, мало.
Молчание.
— А вы бывали в Вашингтоне, дядя Альбер?
— Нет, дорогая Клод, не бывал.
— Ну, а в Америке бывали, дядя Альбер?
— Нет, не бывал.
В голосе Стампа слышна досада, и Брокар почему-то решает, что он лжет: и летал он, должно быть, немало по свету, и не раз бывал в Соединенных Штатах и, наверное, в Вашингтоне. Надо будет все-таки дознаться, что за птица этот Альбер Стамп.
По правде сказать, юная Клод очень привлекательное существо. У нее прелестная фигура, длинные, прямые, прекрасной формы ноги, в меру высокая девичья грудь, чудесный свежий рот, удивительные глаза. Но в глазах есть все же что-то странное, а что именно — не понять. Равнодушие? Холодность? Пустота? Нет, все не то.
А может, она вовсе и не племянница Стампу? Такие вот пожилые жуиры нередко называют племянницами своих юных наложниц. Во всяком случае, в качестве наложницы она слишком хороша для этого темного типа. Кто знает, если ему, Брокару, и на деле достанутся миллионы долларов…
Дверь кабины открывается, входит очень худой, седовласый и вместе моложавый человек в форменной тужурке.
— Я помощник командира лайнера, — говорит он. — Нет ли у господ пассажиров просьб или претензий?
В его манере держаться много достоинства и какая-то печальная серьезность. Пассажиры не отзываются на его вопрос, но обращенные к нему взгляды выражают уважение и симпатию.
— Что же, — помощник капитана улыбается милой, застенчивой улыбкой, обнажающей ровный ряд
Он прошел вперед, вдоль рядов кресел, и вдруг словно споткнулся перед креслом, где, улыбаясь ему в ответ, сидела Клод. Он как-то пронзительно посмотрел на нее, отступил на шаг, зашатался, из горла вырвался протяжный, сдавленный крик:
— А-а-а!..
В первое мгновение никто не понял, что происходит, и только Брокар, сидевший за спиной Клод, увидел, как обморочно побелел лицом помощник командира. Он вскочил с места и ухватил его за плечи:
— Что? Что с вами?
Но тот, видимо, уже опамятовался, только в глазах его как бы застыл страх.
— Нет, нет… это же невозможно…
Он вдруг по-детски глубоко всхлипнул, отвел от себя руки Брокара, резко повернулся и неестественно-твердым шагом вышел из кабины.
Тотчас же кабина наполнилась смутным говором многих голосов, похожих на пчелиное жужжание.
— Что с ним такое?
— Что это было?
— Видели, как он побледнел?
— Слышали, как он вскрикнул?
— Это вон из-за той девушки!
— Какой девушки? Что вы говорите?
— Что за ерунда, при чем тут девушка?
— А я вам говорю при чем!..
Многие пассажиры сошли со своих мест и, не решаясь подойти вплотную к креслу, где сидела Клод, образовали около нее и Стампа неширокий полукруг. Особенно любопытствовали две кинозвезды, они все ближе подбирались к Клод. А девушка, склонив светловолосую голову, вся сотрясалась от рыданий, не слушая бессмысленных слов утешения, которые расточал ей Брокар. И тут Стамп, встав во весь рост, с искаженным от злости лицом громко крикнул на всю кабину:
— Прошу всех отойти прочь, здесь не театр! — Он повернулся к Брокару: — И ты, ты тоже отойди, утешитель!..
Затем он ухватил Клод сильной рукой за запястье и властно сквозь зубы произнес.
— Перестань! Слышишь, тотчас же перестань!
Еще несколько истерических всхлипов, и девушка умолкла, рыдания перешли в тихий плач. Все уселись на свои места, в кабине водворилась тишина, но чувствовалось, что напряжение, не получив разрядки, лишь обрело новую форму. Люди затаились и время от времени бросали косые взгляды в ту сторону, где сидела юная виновница переполоха.
Клод уже не плакала, и Брокар слышал, как она тихо, с болезненным надрывом говорила Стампу:
— Дядя Альбер, ты сердишься на меня, а ведь это уже третий раз, что при взгляде на меня человека охватывает такой ужас… Помнишь, тогда в «Одеоне» и потом, когда я была одна, в музее восковых фигур… Что же такое в моем лице, что люди так пугаются?.. Ну, скажи же, дядя Альбер, почему ты молчишь?..
— Все это глупости, — хмуро отозвался Стамп. — Мало ли сумасшедших на свете!..