Коллекция Кледермана
Шрифт:
– В противоположность тому, что думают эти господа? Я признаю, что на первый взгляд это не очевидно. Нужно было действительно его ненавидеть, чтобы сотворить с ним такое, – добавил он, склоняя без видимого отвращения свое крупное тело над ужасающим трупом.
Гриндель был настолько похож на ученого, изучающего редкий экземпляр, что Адальбер не выдержал и произнес с жесткой иронией:
– Вы случайно не собираетесь попробовать его на вкус?
Гриндель выпрямился так резко, словно его ударили:
– Как
– С меня хватит! – резко сказал комиссар. – Эта сцена граничит с непристойностью! Господин Гриндель, соблаговолите ответить: вы его узнаете или нет?
– Признаю, что с первого взгляда это нелегко… Но есть способ выяснить точно. Я не сразу об этом вспомнил, но у моего дяди на левой лопатке есть родинка, похожая на землянику…
Он сделал шаг назад, а доктор Луи сделал знак своему помощнику. Они надели резиновые перчатки, осторожно приподняли тело и повернули его, чтобы показать указанное место. И действительно, все смогли увидеть коричневато-красный нарост.
– Откуда вы можете это знать? – ринулся в бой Адальбер. – Едва ли у вашего дяди была привычка раздеваться перед вами!
Гриндель пожал плечами:
– До смерти Дианоры, его второй жены, дядя регулярно плавал в озере, чтобы поддерживать форму. Он был великолепным пловцом! Мне доводилось купаться вместе с ним и Лизой, когда мы с ней были детьми. Удовлетворены? Теперь я могу идти?
– И да, и нет! – ответил Ланглуа. – Вам придется проехать вместе со мной на набережную Орфевр! Я должен задать вам несколько вопросов!
– Почему не здесь? У меня назначены встречи!
– Значит, вы их перенесете! Позвоните вашему секретарю: у нас есть телефон! Вас проводят!
Гринделю пришлось пройти за полицейским, который указывал ему путь. В это время Ланглуа спрашивал доктора Луи, что он об этом думает. Тот снова прикрыл тело простыней и снял перчатки.
– Я не имел чести знать господина Кледермана, поэтому не знаю, что вам ответить, дорогой друг. У нас как будто есть доказательство…
– Как будто? Это сомнение, а у вас нет привычки говорить обтекаемо. Почему?
– Честно говоря, я не знаю! Видите ли, меня смущает то, что, перед тем как бросить в море этого несчастного, кто-то так постарался изуродовать его лицо и руки. Жестокость чистой воды или…
– Или намеренные действия? – предположил Альдо.
– Хотя для этого необходимо иметь под рукой тело со всеми характеристиками модели…
– А такое найти не так легко, – добавил Адальбер. – Тот же рост, то же сложение, даже цвет волос. Признаю, что все соответствует. Мы не можем судить по его походке…
– … а ее повторить невозможно, – пробормотал Альдо. – И все же я не могу отделаться от сомнений, которые появились неизвестно откуда!
– Я тоже
– Его дочь! – осенило Ланглуа, но Альдо запротестовал:
– Показать ей этот кошмар? Я категорически против! Это обрекло бы Лизу на кошмары до конца дней… Возможно, даже погубило бы ее рассудок, который перенес уже не один удар…
Альдо не сомневался, что страшная картина, наконец-то скрытая простыней, навсегда отпечаталась в его памяти. Ни за что на свете он не хотел бы разделить эти впечатления со своей женой!
– Успокойся! – вмешался Адальбер. – Ей не обязательно смотреть на тело, достаточно подтвердить или опровергнуть наличие родинки…
– Ты прав. Мориц говорил, что она плавает, как форель. Когда она была ребенком, они наверняка часто вместе купались. Что вы об этом думаете, комиссар?
– Что он знает своего дядю лучше, чем вы, или это не его труп, а Гриндель и есть убийца. Но это невозможно.
– Почему?
– Потому что он был в Париже в то время, когда умер этот несчастный, и с тех пор не покидал город.
– Согласен, он сам не убивал, но вы не забыли о его сообщнике? – с горечью спросил Альдо.
– Я ничего не забываю, поверьте! И у меня есть к нему вопросы. После этого я позвоню вашей жене, Морозини. Полагаю, она по-прежнему в Вене?
– Я тоже так полагаю. Дать вам номер?
Губы полицейского тронула улыбка.
– Он давно у меня есть! Как и все сведения, которые так или иначе касаются вас обоих… Если княгиня подтвердит наличие родинки, то мы будем вынуждены позволить Гринделю сопровождать останки его дяди в Цюрих для последующих похорон.
Несколько часов спустя комиссар получил подтверждение. Сама Лиза сказала ему по телефону – слабым голосом, в котором слышались слезы, но он был вполне узнаваем, – что у ее отца действительно была родинка. Ланглуа лично привез эту новость на улицу Альфреда де Виньи, чтобы информировать «семью».
– У меня нет ни малейших оснований помешать Гринделю увезти останки его дяди и похоронить их. Я полагаю, что вы будете присутствовать на похоронах, Морозини?
– Обязательно! Я даже думал поехать в Вену, чтобы лично объясниться с… моей женой.
– У вас это вряд ли бы получилось, – заметила План-Крепен. – Вам бы отказали под предлогом состояния ее здоровья…
– Я ее муж! Кроме того, бабушка Лизы не из тех, кому нравятся увертки, и я бы потребовал ее присутствия. Она женщина прямая, и я не думаю, что ей понравилось желание Лизы принять протестантизм. Впрочем, графиня наверняка будет на похоронах. Она хотя бы выслушает меня!
– Боюсь, вам придется пережить несколько неприятных часов, – вздохнул Ланглуа. – К тому же не думаю, что вы уже настолько окрепли физически!