Коллекция королевы
Шрифт:
Кошка, которая мышек не мучит,
А целый День анатомию учит.
– Нет, брат, это глагольная рифма. Не пойдёт. Лучше я:
Кошка, которая станет врачом,
Ну, и естественно, мышь не причём
– Опять не годится! Мышь, как лабораторный объект как раз…
– Ох, ты мне так совсем шутку засушишь, – защищался отец, глядя на голубую шкурку последнего письма
– Посмотри, как красиво, словно мозаика, – заметила Лиза, увидев, как солнце, струящееся сквозь абажур настольной лампы «Тиффани»,
– И еще жучок!
Действительно, откуда ни возьмись, выползшая в этот мартовский День божья коровка двигалась по письму наискосок снизу вверх. Вот она проползла ещё немного, попытавшись раскрыть свои плотные оранжевые надкрылья, и замерла.
Синенькое это с кантом письмо Кирилл оставил себе напоследок. Так, от кого бы? Адреса отправителя на конверте не было. Почерк незнакомый. Да Бисер в последнее время со своими больше по телефону общался, а если по делу, то электронной почтой или факс посылал. Это, впрочем, со знакомыми. А нет – секретарша отправляла письма прямо на фирму.
Ладно, чего я жду? Всё равно придётся открыть. С неожиданным раздражением подумал Кирилл. Он ещё минуту помедлил, затем, сам себе удивляясь, положил бережно в футляр заветный ножик и вынул из кармана другой – складной швейцарский с белым крестиком на красной блестящей ручке.
Из разрезанного конверта сначала выпал пустой листок, разлинованный словно в средней школе. Божья коровка недовольно расправила оранжевые надкрылья и улетела. Бисер перевернул страничку. На обратной стороне он увидел одно единственное слово. Крупными буквами латинским шрифтом на ней было выведено «REMEMBER».
Кирилл сделал судорожный глоток и вытащил на свет божий всё содержимое конверта.
ПИСЬМО
«Итак, я пишу тебе, старичина Ирбис, а когда ты это читаешь, меня уже нет. Ох и охота мне сейчас взглянуть на твою усатую рожу! Сложное ощущение, браток? С одной стороны, клёво, что я, наконец, провалился в тартарары. Давно пора – заслужил, и сам старался, гнобил себя и других, как мог. С другой же – нехорошо как-то, неспортивно радоваться, если кто-то в ящик сыграл.
И у меня сложное чувство. Некому больше писать. Некому поручить. А за тобой, ты знаешь, должок.
Ну вот, с интродукцией покончено. Перехожу к делу. Только скажу тебе напоследок, что чёртовы эскулапы обнаружили у меня некую хреновину с сердцем. Они твёрдо сказали, что мои ходики будут тикать ещё месяцев восемь. Если без сюрпризов. Я, когда всю историю задумал, об этом знал. Да, забыл. Ещё ведь и пить-курить запретили. Ну, а уж это – дудки! Ладно, я отвлёкся. Теперь ты слушай внимательно, потому что я тебе завещаю! Да. И впрямь – завещаю, а как иначе?
Сына моего Петьку – найди! Найдешь в дерьме, так вытащи из дерьма! Куда скажу – отвези и то, что я ему оставил, отдай!
Сделай, как я сказал. Иначе жди нас «оттуда» вместе. Я у бесов отпрошусь. И её возьму. Мы с тобой оба точно знаем – она за мной куда угодно уйдёт. Из рая или из пекла? Что мы все заслужили?
Ох, прости балбеса! Я не хотел. Я болен, желчен и страшно одинок. Я, знаешь, тебе другое письмо написал и оставил у ребят. Запомни: я передал «по цепочке». Понял меня? Передал по цепочке. Начал, где раньше. Прощай. Поставь за меня
Пан, который пропал.»
– Папа, – услышал Кирилл словно издалека. – Папка, ты что? Ох пап, скажи что-нибудь – мне страшно! Господи, да ты… У тебя руки дрожат, ну пожалуйста, ну не молчи только! Да что же там в этом проклятом письме? С бабушкой что-нибудь?
Девушка теребила отца, от волнения никак не попадавшего в карман куртки, чтобы сунуть туда листочки. А он всё не мог собраться с силами.
– Погоди, Лиз. Ничего. Вернее… Это ко мне. То есть… Словом, знаешь, девочка, есть же вещи… Здесь говорят: «Das ist ganz personlich. Privatsphare…» 1
1
Это очень личное. «Приватная сфера».
Добавил он машинально по-немецки и вдруг почувствовал невыносимую фальшь ситуации. Словно ножом по стеклу. Н-е-е-т, это он должен по-русски! Что же, он и скажет. Скажет, конечно… Но не сейчас. Надо её всё-таки успокоить, а то она…
– А – Лиза? Что?
– Паап! У нас же с тобой всё не как у людей. У нас лучше! Мы с тобой всегда вместе, правда? Ведь правда? Ты, если не хочешь, потом расскажешь…
Она, раскрасневшаяся от волнения так, что уж и веснушек стало не видно, ласково угнездилась рядом с Кириллом и щекотала своими ресницами его щёку, дёргала тихонько его за правый ус, ну разве что не мурлыкала, не забывая, впрочем, время от времени тревожно заглядывать в глаза отца, и даже щупая ему для порядка пульс.
Кирилл Игнатьевич Бисер закрыл глаза, потом вздохнул и Лиза, не веря своим ушам, услышала:
Мы себя не выбирали.
Я – себя не выбирал!
Пели, ссорились, играли,
Ты любила – я страдал.
Ты – меня не выбирала!
Я пропал…
Нет, это позже. А сначала вот что:
Съели вместе суп с котом.
Он и ты, второй и третий.
Нас полно на этом свете:
Я сначала – ты потом…
– Суп с котом? – улыбаясь, спросила Лиза. Ну, значит пронесло.
– Бетик, а Бетик? – уже совершенно взяв себя в руки, сказал отец. – Делаем так. Срочно! Немедленно! Едем в Тироль. Можно прямо сейчас. Нет, лучше завтра. И там… Там я расскажу тебе историю. Сядем с тобой у огня, чтобы снег за окном, глубокий снег! Чтоб горы вокруг и ущелья.
Он запнулся, нахмурился, но затем коротко вздохнул и закончил, медленно и раздельно произнося каждое слово
– Я тебе… расскажу.
Глава 3
Бурый бок старого вулкана, круто поднимавшийся из моря, огибало шоссе-серпантин. По нему тарахтели время от времени набитые до отказа небольшие местные автобусы, двигались легковые машины, часто слегка потрёпанные на невозможных здешних поворотах. Большинство отелей уже было закрыто – осень! Но слева от группы высаженных на крутом склоне пальм, рядом с бассейнами из горячих источников, бивших прямо из самого сердца горы, ещё теплилась жизнь. Живописно разбросанные среди цветущих кустарников и лимонов строения, впрочем, назывались: не «У источников», а «Под пальмами», ибо источников тут хватало – не отличишь.