Коллекция королевы

Ци Ан

***

Однажды старший брат Карпа Глеб, человек совсем в другом роде, пошедший по стопам отца, заклеил конверт письма в Питер, подкинул монетку и предложил:

– Карпуша, ты бы пособирал что-нибудь.

– Так это ты у нас в школе марками увлекался. Разве что и меня научишь? – без энтузиазма отозвался Карп.

– Марки? Можно и марки.

– Нет, я про второй этаж подумал.

Они сидели внизу на выложенной розовыми плитами террасе перед только что отстроенным загородным домом и ожидали, когда жена управляющего Палыча Клава позовёт всех обедать.

– Объясни, я не понял что-то.

– Да

ты можешь его со смыслом обставить. Ты же у нас мальчик со вкусом. Выбери себе эпоху, идею.

– Например? – всё ещё лениво осведомился младший Кубанский.

– Ну, скажем, Всеволод – Большое гнездо! – подмигнул старший.

– Ох, ты и хватил. А Веспасиана не хочешь? Или уж Рамзеса Второго?

– Ладно, я пошутил. А как на счет маминых предков?

– Правда, Пуша, – поддержала Глеба сестра Тамара, ставившая в вазу свежесрезанные Палычем махровые нарциссы. – Мы всё-таки кое-что знаем. Не слишком глубоко, но до прадедов точно. Давайте сначала родословное дерево вместе нарисуем.

– До прадедов, Томик, – оживился Карп и тепло взглянул на сестричку – до чего на маму похожа! – Это какой же царь тогда был?

– Сначала, думаю, Павел. Но он прожил очень недолго, – пожал плечами Глеб, – а потом? Николай Первый, если мне не изменяет память, Николай Палкин!

– Изменяет-изменяет! А куда у тебя Александр подевался? Война двенадцатого года?

– Александр-освободитель?

– Александров было два. Или нет, три!

– И Николаев было два!

– Последнего спутать трудно. Там уже семнадцатый год и Октябрьский переворот.

– А вообще, Тома, кто у нас гуманитарий в семье? Тебя чему в университете учили?

– Ну вот, братишки, приехали! Меня учили классической филологии, старославянскому, исторической грамматике. Дальше продолжать? Но, однако, в моей не обременённой особо систематическими знаниями по истории голове, всё же всплывают в этот период дела и люди. Декабристы, Жуковский, Плетнёв, Пушкин и его Натали, Карамзин и Даль, даже Герцен.

– Не рано для Герцена? – удивился Глеб.

– Нет, я точно помню, что когда Наполеон стоял под Москвой, Герцен уже родился.

– Глеб, я чем больше думаю, тем больше мне нравится твоя идея! – проговорил Карп и хлопнул брата по плечу. – Царствования мы уточним. Завтра же всем этим займусь и подходящих людей найду. Медведи мы или не медведи?

С тех самых пор Карп Валерианыч стал понемногу приобретать вещи эпохи первых известных ему фон Бэр и постепенно вошёл во вкус. У него появились знакомые собиратели и галеристы. Он стал бывать на распродажах сперва один, потом в сопровождении опытного искусствоведа, рекомендованного новыми сотоварищами. И Карп неторопливо со вкусом делал покупки, с живым интересом обставлял второй этаж и увлечённо вступал в бесконечные дискуссии по поводу находок со старым музейщиком Оскаром Бруком, к которому обращался за экспертизой. Кубанский, скорей флегматик по натуре, определённо повеселел, жизнь приобретала новые краски, хоть это ещё не превратилось в страсть.

Но однажды он увидел портрет. Это случилось на аукционе для знатоков, куда одни билеты за вход стоили долларов пятьдесят. Карп пришёл туда вместе с Оскар Исаевичем больше посмотреть, потолкаться, подышать этим «воздухом кулис», к которому начал уже незаметно привыкать, как курильщики к своему сорту табака.

Они поднялись по мраморным ступеням, миновали охрану и жужжащие группки посетителей, ежеминутно приветствовавших друг друга, и неспеша, двинулись вдоль выставленных картин. Карп, не слишком большой знаток живописи, приглядел ломберный столик чёрного дерева, инкрустированный перламутром, хотел к нему подойти, как вдруг странное чувство

заставило его поднять глаза. Из тёмной тяжелой рамы с золотым ободком на него смотрели прекрасные светло-зелёные глаза молодой женщины в утреннем нарядном платье, писанной маслом на фоне итальянского пейзажа. Её покатые плечи и нежная шея без украшений, тонкая талия, схваченная шелковой лентой, гладко причёсанная головка с валиком каштановых волос на затылке, крупные жемчужные серьги в ушах. «Наваждение!» – подумал Карп. Когда он захотел спросить своего спутника о портрете, голос поначалу просто не повиновался всегда невозмутимому Карпу Валерианычу.

– Кто это, Оскар Исаевич?

– Это герой войны двенадцатого года кисти Александра Роу генерал Сабанеев Иван Васильевич.

– Да нет, правее в тёмной раме в полный рост.

– А, это Карл Брюллов. Изумительная работа. У вас отличный вкус, мой друг! Королева Вюртембергская. Ей здесь лет двадцать. Брук с интересом взглянул на соседа, стряхнул со своего твидового пиджака невидимую пылинку и слегка ослабил узел галстука.

– Оскар Исаевич, слушайте внимательно! – голос Кубанского звучал хрипло, но он уже овладел собой. – Во-первых, вы мне это тотчас купите. Немедленно! Непременно! Обязательно! Не торгуйтесь. Самое худшее, что может произойти, это портрет уйдёт, – потребовал обычно не любивший бросать деньги на ветер Карп.– И ещё. Узнайте мне про неё всё, что можно: биография, предки, потомки… Словом, вы меня поняли. Да, зовут-то её как?

– Что-то Вы раскомандовались, голубчик. Я в денщиках не служил, не пришлось. Если вам надо.

Карп изменился в лице и схватил старика за руку:

– Ради бога, простите. Я не хотел. Это от волнения. Я вам потом объясню, ну пожалуйста! Произошла невероятная история. Только бы портрет не упустить! Так как.?

– Ну, хорошо, хорошо, – смягчился старый искусствовед. – С кем не бывает. Её зовут Олли.

– Звучит как-то странно. Постойте, Вюртемберг – это Австрия?

– Германия. Тогда, впрочем, Вюртембергское королевство. Но Олли с ударением на втором слоге – в нашем случае просто Ольга. Ольга Николаевна. Это её папа так называл – Олли. Государь император Николай Первый.

– Боже мой, Ольга Николаевна! – повторил бедный толстый Кубанский и сел на обтянутую атласом банкетку с надписью «руками не трогать!».

После этого он пропал. Это был «Знак». Портрет, купленный за сумасшедшие Деньги, Карп повесил в библиотеке. А потом принялся собирать принадлежащие великой княжне вещи по всей Европе, не жалея затрат.

Однажды он сидел перед портретом и любовался на последние приобретения. У него уже имелся бокал из зелёной эмали и такая же чаша – подарок Императора Александра, который бездетный государь сделал дочке своего брата на крестины. Затем удалось раздобыть четырёхрядный жемчуг, унаследованной Олли от матери, жены Николая Первого. И, наконец, изумрудный крест, появившейся в его коллекции последним, – подарок самого Николая.

– Что же это, почему она так похожа на маму? – в который раз задавал себе вопрос Карп Валерианович.

Королева Вюртембергская – историческое лицо. И автор – Карл Брюллов, «Карлуша», знаменитейший портретист. Я с детства его княгиню Юсупову в Третьяковке помню. Фамильное сходство, даже такое, ещё можно себе представить. Предположим, портрет прабабки. Пусть и Брюллова, почему нет? Фон Бэр были богатые люди. Они вполне могли из своей Курляндии выезжать в Петербург, зимний сезон проводить там, танцевать на придворных балах. И заказать портрет хоть бы и самому Брюллову! Нет, так не пойдёт. Я должен знать о ней всё, привести эти знания в систему. Мать Ольги Николаевы, императрица Александра Фёдоровна