Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1980-е
Шрифт:
К таким сенсационным явлениям в культурной жизни города, как выставки Тутанхамона или Тиссен-Борнемиса, митек относится строго наплевательски.
Митек любит самоутверждать себя в общении с людьми, не участвующими в движении митьков. Вот, например, обычный телефонный разговор Дмитрия Шагина с Александром Флоренским.
ФЛОРЕНСКИЙ (снимая трубку): Слушаю.
ШАГИН (после долгой паузы и нечленораздельного хрипа, горестно и неуверенно): Шурка? Шурочек…
ФЛОРЕНСКИЙ: Здравствуй, Митя.
ШАГИН (ласково):
ФЛОРЕНСКИЙ: Ничего, вот Кузя ко мне зашел.
ШАГИН (с неизъяснимой нежностью к малознакомому ему Кузе): Кузя! Кузюнчик… Кузярушка у тебя там сидит… (Пауза.) С Кузенькой сидите?
ФЛОРЕНСКИЙ (с раздражением): Да.
ШАГИН: А-а-а… Оттягиваетесь, значит, с Кузенькой, да? (Пауза. Неожиданно с надрывом): А сестренка? Сестренка-то где моя?
ФЛОРЕНСКИЙ (с некоторой неприязнью, догадываясь, что имеется в виду его жена, Ольга Флоренская): Какая сестренка?
ШАГИН: Одна сестренка у меня — Оленька…
ФЛОРЕНСКИЙ: Оля на работе.
ШАГИН: Оленька...(глубоко серьезно, как бы открывая важную тайну). Ведь она сестренка мне…
ФЛОРЕНСКИЙ: Митя, ты чего звонишь-то?..
ШАГИН: Дык! Елы-палы… Дык! Елы-палы… Дык… Елы-палы!
ФЛОРЕНСКИЙ (с раздражением): Митя, ну хватит тебе.
ШАГИН (ласково, укоризненно): Шуренок, елки-палки… Дурилка ты…
ФЛОРЕНСКИЙ (с нескрываемым раздражением): Хватит!
ШАГИН (с надрывом): Шурка! Браток! Ведь ты браток мне, братушка! Как же ты так?.. С братком своим?!
Флоренский в сердцах брякает трубку. Дмитрий Шагин глубоко удовлетворен разговором.
Как и всякий правофланговый массового молодежного движения, Дмитрий Шагин терпит конфликт с обществом. Вообще, любой митек, как ни странно, редко бывает доволен обстоятельствами своей жизни. Про любой положительный факт в жизни других людей он ласково, но с большой горечью говорит: «А одним судьба — карамелька, а другим судьба — одни муки…», естественно разумея мучеником себя.
Действительно, нельзя не предупредить, что участие в движении митьков причиняет подвижнику некоторые неудобства.
Рассудите сами: какой же выдержкой должна обладать жена митька, чтобы не пилить и не попрекать последнего в нежелании делать что-либо, точнее, самое неприятное заключается в том, что митек с готовностью берется за любые поручения, но обязательно саботирует их. На все упреки в свой адрес митек ангельски улыбается, слабо шепчет жене: «Сестренка! Сестренка ты моя!.. Дык! Елки-палки! Дык!» В ответ на самые сильные обвинения он резонно возражает: «Где же ты найдешь такое золото, как я, да еще чтобы что-нибудь делал?»
Иной раз митек берет на себя явно авантюрные обязательства, например
Дмитрий Шагин, прослушав этот очерк, был скорее обижен, чем польщен, и заявил, что хватит его с говном есть, елки-палки, не пора ли что-нибудь хорошее сказать, в частности, не забыть упомянуть про отличную живопись Д. Шагина. Что ж, так и напишем: у Д. Шагина отличная живопись (что, собственно, не имеет никакого отношения к движению митьков), но и все вышеизложенное рисует глубоко положительного героя, вставшего во главе движения отнюдь не бессознательно.
Движение митьков развивает и углубляет тип «симпатичного шалопая», а это, может быть, самый наш обаятельный национальный тип — кроме разве святого.
1984
Часть вторая
Нет, я не все сказал; мне что-то не по себе: боюсь, меня превратно поняли. Читают этот рассказ со смехом, хлопают себе по коленям (и ляжкам) — и все?
В рассказе нет никакой насмешки, а если есть насмешка — то добрая.
Но действительно, местами меня можно заподозрить в намерении съесть митьков с говном.
А вот что я теперь вам скажу: единственное, в чем можно обвинить митьков, так это в том, что они слишком щедро используют выразительные средства. Да в одном митьковском «елы-палы» размах, градация — от легкой романтической грусти до душераздирающего бешенства — куда круче, чем в сборнике стихотворений любого из этих серьезных мерзавцев!
Недоброжелатели скажут, что все это наигранно.
Даже если это так (а это не так), то и в этом случае не столь уж виноват митек — художник поведения в мире, где все — только разводы на покрывале Майи…
Движение митьков глубоко гуманистично. Вот, например, одно из любимых выражений Дмитрия Шагина:
СТОЯТЬ! (имеется в виду насмерть) — произносится, естественно, очень экспрессивно и несколько зловеще — как правило, это, конечно, призыв поддержать митька в его начинаниях, но и сам Митька не знает, сколько раз мне помогало это зловещее «стоять!».
Да, много раз бывало, что митек оказывался единственным, от кого добьешься сочувствия, оказываешься хоть на минуту оберегаемым ласковостью и энергичностью митька.
Лексикон, или, если уже можно так выразиться, сленг митьков, изумительно красноречив и понятен каждому без предварительной подготовки. Взять, например, внешне маловразумительное слово:
ОППАНЬКИ! — описание поразившего митька действия. Само действие не называется прямо, но слушатель без труда угадывает, если уж он не совсем тупой, что именно имеется в виду, например: «Наливаю я себе полный стакан „Земфиры“, а Флореныч, гад: оппаньки его!»