Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1980-е
Шрифт:
Так что я больше не могу быть бесстрастным и объективным наблюдателем движения и вынужден отложить перо — я уже не думаю о том, что такое митек.
Как не может человек, живущий полной жизнью, ответить: зачем ты живешь. И художник: зачем писать картины. И не стал Гребенщиков отвечать на вопрос телезрителей: почему ты поешь?
Что такое митек? Сколько звезд на небе? Зачем растут цветы?
1985
Борис Иванов
На закате империи
Статья к сборнику, завершающему серию книг «Коллекция: Петербургская проза (Ленинградский период): 1960-е; 1970-е; 1980-е», должна выполнить и роль послесловия — быть обобщающим
Если читатель первого сборника серии просмотрит справки об авторах в конце книги, он заметит — к середине 1960-х годов им было примерно по двадцать пять лет. А это значит, что их юность выпала на 1950-е годы — годы разоблачения культа личности, подавления народных восстаний в Венгрии и Польше, выхода несанкционированных студенческих газет, журналов, листовок с декларациями гражданских свобод, годы поэтического бума, подпольного джаза, крамольных брюк-«дудочек» и юбок с разрезом. Первое послесталинское поколение создало молодежное движение, которое стало важным фактором общественной жизни.
Новое поколение уже само по себе представляет некое братство и становится, как замечал К. Юнг, «архаически-инфантильной движущей силой». Для большинства молодых людей мир старших поколений представляется ханжеским и конформистским. Эмоциональная раскрепощенность, самоутверждение в эротической сфере, чувство физического превосходства выражаются в негативном отношении к доминирующей в обществе культуре, в вызывающем стиле поведения. Молодые люди создают свою собственную среду, свою моду, свои утопии, свой язык, свою поэзию, поют свои песни, выдвигают своих лидеров. Авангардные течения в искусстве, как правило, возникали в среде молодежных нонконформистских групп. Их значение сильно возрастало в обществах, охваченных брожением. Молодежь без труда находит в искусстве прошлого выразителей таких же настроений. «Шестидесятники» подняли на щит футуристов — раннего Маяковского, Хлебникова, Крученых, обэриутов.
Столкновение молодежного движения с тоталитарным режимом, который с подозрением относился к малейшим отклонениям от идеологических, эстетических и морально-бытовых предписаний, было неизбежным. Власть не отдавала себе отчета в том, что встретила сопротивление на антропологическом уровне. Возникновение независимой культуры было неизбежным и стало свидетельством глубинной аномалии «социалистического общества». Отношения молодежи с властью обострились и в других городах СССР, особенно в городах с многотысячным студенчеством.
Дистанцируясь от соцреализма, молодые писатели и поэты выразили собственные представления о ценностях. Не идеология, а литература свидетельствует о подлинности человеческого существования, не в безличности коллективного функционирования, а в частной внутренней жизни открывается сущность человека. Новая литература противопоставила
Главными героями многих произведений новой литературы не случайно стали дети и юноши, только еще вступающие в самостоятельную жизнь[2].
Подрастающее поколение воспринимает действительность такой, какая она есть, его реакции на то, что окружает, естественны и искренни. Возникла парадоксальная ситуация: не взрослые детям должны служить примером, а дети — взрослым, утратившим простые и твердые мерила добра и зла. Позднее (в романе «Пушкинский Дом») Битов напишет, что люди разучились руководствоваться в своих поступках собственными ощущениями и чувствами. Но спасение может прийти, если открыть свою душу природе. Главный персонаж рассказа Сергея Вольфа «Как-никак лето» — семейный человек, затюканный служебными и домашними заботами. Но однажды он вдруг увидел речку, звезды, услышал кукушку как-то иначе, произошло то, что называют «посланием человеку благодати», и бросился «целовать стволы деревьев и всякие там листья и веточки».
Для молодой литературы конфликт переместился из зоны социально-политических противоречий в зону столкновений двух реальностей — СОЦИУМА с ПРИРОДОЙ ЧЕЛОВЕКА. Повесть Бориса Вахтина «Одна абсолютно счастливая деревня» подняла эту тему на уровень глобального противостояния вечной природы жалким, опасным и утопическим потугам ее переиначить. Повести «Подонок» Б. Иванова, «Поражение» Ф. Чирскова о драматическом исходе столкновения молодого поколения с существующей действительностью.
Во второй половине 1960-х годов молодая литература начала испытывать кризис. Битов заговорил о ее инфантилизме, Грачев пишет эссе, в которых пытается осмыслить истоки духовного и морального поражения своего поколения. Особенно чувствительный удар нанесло новое литературное поколение — «семидесятники». Их дистанцированность от всего советского была выражена радикальнее. Они презирали предшественников за их стремление инкорпорироваться в союзписательскую систему, приладиться к требованиям издателей. Они создали самиздат как постоянно действующий общественный институт. Демарши «семидесятников» были направлены как против официальных литературных авторитетов, так и против тех, кто в 60-е был кумиром либеральной читающей публики — от Евтушенко и Вознесенского до Бродского и Битова. Задачу книги лидера петербургских ниспровергателей Владимира Эрля «В поисках за утраченным хейфом» А. Скидан определил так: «…переписать „литературу“ таким образом, чтобы обрушить все ее здание, оставив зиять на его месте котлован заумного языка»[3].
Где проходит разграничительная черта между литературой «шестидесятников» и «семидесятников», подразумевая, что речь идет не о календарной границе, а о смене одного культурного проекта другим? Если главный герой независимой литературы шестидесятых — человек чувствующий, его мир — мир увлечений и душевных состояний и, соответственно, лирическая модальность текста служит выражением его контекстуального смысла, то в центре прозы семидесятых, прежде всего, человек, старающийся постичь смысл бытия. Для него чувственно воспринимаемый мир — иллюзия, ловушка для простодушного сознания.
Произведения, представленные во втором томе «Коллекции», дают читателю возможность почувствовать этот поворот в творчестве «семидесятников». В повести Бориса Кудрякова «Ладья темных странствий» помимо обыденного социального окружения есть еще «пустота», «антимир» и иные субстанции невидимых сил, открывающиеся человеку в случайностях яви и в сновидениях. Загадочность бытия и попытки проникнуть в его тайны — тема многих других прозаических произведений «семидесятников» («Пять углов» Бориса Дышленко, «Крысолов» Тамары Корвин, «Таксидермист, или Охота на серебристоухого енота» Ильи Беляева в «Коллекции» представлены).