Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1980-е
Шрифт:
Тесть нашел-таки случай напомнить Роме точку зрения родственников, и Рома вынужден был облагородить внешность тестя асимметрией лица. Надо же догадаться, говорить при детях плохое об отце! С тех пор он с тестем не разговаривал совсем.
Рома был человеком занятой жизни. Взял садовый участок и по выходным строил дом для себя и двух своих пацанов. И для жены, конечно. Для дачи Рома даже стал выкраивать время и на неделе. В рабочее время ездил по магазинам стройматериалов и плотницкого инструмента,
Так он стал в своей лаборатории кандидатом номер один для сокращения.
Только Рома собрался было уж отправиться к открытию магазина за гвоздями, как позвонила мать. Попросила вечером после работы навестить в больнице отца. Сказала, будто бы отец хочет видеть именно его.
Рома сказал: «Ладно».
Отец с матерью развелись давно. С тех пор жизнь отца пошла непутево: женился — развелся, стал пить — попал в психлечебницу. Попал, и началось: раз в год — это как правило. Вот сейчас он там и находился.
Рома купил двадцать пачек «Беломора» и десять «Любительских». Отец всегда просил его принести что-нибудь бодрящее существование, лучше всего водку, но Рома никогда не носил. Отцу было нельзя. И отец сердился и горевал.
Вторая жена знать его не хотела. И отец был привязан к Роминой матери. Только такими вот категориями Рома желал мыслить об их отношениях.
В коридоре больницы он столкнулся с лечащим врачом. Молодым и самоуверенным. Тот в медицинских терминах объяснил: положение отца тяжелое. Сделал намеки, что отец долго не протянет.
Рома слушал врача с неприязнью. Лощеных и с апломбом он не выносил.
Он вошел в палату и поразился виду отца. Отец же — псих, и, по мысли Ромы, внутренние-то органы у него должны были быть в порядке.
На тумбочке у отца лежала сигарета. Рома знал, сигарет отец не курит. Видно, кто-то угостил.
Отец сильно обрадовался «Беломору» и попросил прикурить.
Он стряхивал пепел в бумажный пакет и спрашивал о матери, о внуках и Роминой жене. Даже о тесте спросил. И сказал: нехорошо, что они не разговаривают. Рома согласился. В психушке ли спорить.
Когда паузы в разговоре стали их тяготить, отец сказал:
— Ладно, иди.
Рома поднялся с облегчением. Отец потянулся к тумбочке и вынул из ящика запечатанный конверт:
— Матери вот отдай. Жене, внукам привет. Пока.
Когда Рома выходил из палаты, отец произнес:
— Формалистика казуса…
Он такие вот звучные фразы зачем-то всю жизнь любил.
Больница находилась за городом.
Рома ехал в тамбуре электрички и наблюдал конец лета.
А на вокзале в городе его задержали и привели в пикет милиции для выяснения личности.
Документов у Ромы с собой не оказалось. Лейтенант со слов Ромы записал его фамилию-имя-отчество,
Содержимое Роминых карманов лежало на столе. Лейтенант молча пролистнул его записную книжку. Взял в руки письмо. Конверт не был подписан.
— Это нельзя читать, — сказал Рома хрипло.
— Вот как?! — Лейтенант заинтересовался.
— Это нельзя читать. — Интонация была на удивление просительной и жалкой.
Милиционер надорвал конверт и потянул оттуда листок.
Вошел нижний чин. Сказал: все нормально. Перед Ромой извинились тем, что он сильно смахивал на особо опасного преступника.
Рома шел по улице. Все киоски «Союзпечати» были закрыты. Поздно уже. Он зашел в забегаловку и выпил на все, оставил только мелочь на транспорт.
Только на Главпочтамте Рома сумел купить конверт и заново запечатал письмо. Боясь прочесть хотя бы слово.
Наказание
Отец сидел на кухне.
Марина не хотела понять, зачем его было вообще впускать. Игорь пошел к отцу. И выслушал, что эта женщина умерла. И как это случилось, под утро.
— Ты не к матери ее хоть зарыл? — спросил он.
— Она долго мучилась. К врачам не ходила. От рака это. Может — от простуды. Но скорей от рака это. Пила она.
Ел отец неопрятно. Насорил макаронами на пол.
Остался ночевать. И назавтра не ушел.
Пришел же он недели через три после ее похорон.
С того дня их квартира приобрела запах. Запах усиливался возле комнаты отца.
— Наказание какое-то папа твой, — говорила Марина.
Жили они скучно и розно.
Игорь и Марина стали меньше разговаривать. Даже у себя в комнате. Словно думали над чем-то постоянно.
Отец тоже все время думал. И по размышлении говорил мысль:
— Читал, СПИД через пищу и закуску не передается. Откуси я колбасы, а ты, скажем, Марина, дожуешь, так я — не заражусь.
А еще он говорил стратегически:
— Полагаю, не будет погромов и войны. Так что, Марина, сына рожай. Уже при всеобщей трезвости он старым мужчиной помрет себе.
Марина кривилась от таких прогнозов и предложений и выходила.
Игорь трудно молчал.
— Папа единоутробный твой — что скот, — говорила Марина. — От него псиной отдает.
Игорь молчал.
На октябрьские праздники от отца пошел запах кладбища.
— На могиле скультр железобетонный с надписью годов жизни ставил, — сказал он. — Матери тоже подкрасил оградку. В беспризорности оградка была.