Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1980-е
Шрифт:
— Это не в счет, — не засчитывала Белужья Башка.
Между тем вода стала заметно спадать. Прошла мимо по колено Отсебятина, несшая впереди на руках Отсебятину побольше. Осетриная Спина встала и начала разминать косточки с таким кошмарным хрустом, что пришлось колотить ее с полчаса, пока она не распрямилась без недостатков.
— Ты с нами? — спросила Белужья Башка, и они вошли в трактир «Далекая Испания».
Там уже сидел осьмилетний англичанин и пропивал последний фальшивый рубль, отлитый из Блюда
Здесь уже уселась и Отсебятина, положив перед собой на стол Отсебятину побольше. Поскольку других свободных мест не было, Петр Иванович сел за стол осьмилетнего англичанина. Ему поскорей хотелось уладить все формальности с так называемым обмыванием Шубы.
Вскоре появился и отвратительный половой, поджегший как бы нечаянно Ярославль. На суде ему удалась мистификация, после каковой он был отпущен и объявился в Петербурге, не скрывая своих намерений. Наводнение смутило его планы, и он ходил сам не свой… (Это надо понимать как состояние еще более отвратительное.) Пива поставил самого скверного и перебродившего.
— Хочется спокойствия, а не потакания гнусным инстинктам, — заявило Пьяное Пиво, ухватившись за края и стараясь выбраться из кружки. — Мои документы об отставке уже находятся в высших инстанциях!..
Петр Иванович отхлебнул из кружки, чтобы поставить на место через меру разыгравшееся пойло.
Отвратительный половой принес вторую порцию.
— Чаша, заглядывая в которую видишь истинное дно!.. — заглядывая в пустую кружку, заметило Пиво, перегибаясь из второй принесенной кружки.
— Заткнись! — крикнул Петр Иванович и выпил вторую кружку.
Отвратительный половой принес жаркое, и Петр Иванович ахнул: на расписном блюде лежал отъявленный гусь из подвала лавки купца Драмоделова, притворившись прожаренным, по сторонам обнимали его вступившие в гнусную сделку лимоны.
— Ну что, негодяй?!! — спросил Петр Иванович гуся напрямую. — Сам ли уйдешь или тебя вывести?!
Гусь нехотя встал и вперевалочку, сквернословя, вышел из трактира.
Блюдо Щучины отвело Блюдо из-под гуся в сторону и согнуло вчетверо.
На стол уставилась третья кружка.
— Вы спрашиваете меня, почему в Англии так хороши и многочисленны дороги?!
— Спрашиваю, — подтвердил Петр Иванович, хотя не спрашивал осьмилетнего англичанина ни о чем, мало-мальски похожем на дороги, как разбитые, так и в отличном состоянии.
— Я вам объясню. По английскому законодательному Уложению, уличенный в клеветничестве должен собственными руками вымостить от двух до трех английских миль на большой дороге шириною в двенадцать футов.
— Вы клеветали?! — догадался Петр Иванович.
— Да, я клеветал! — гордо подтвердил осьмилетний англичанин. — Я подарил Англии практически все дороги.
— Ваши
— Неизбежность — это мое слово, — кивал осьмилетний англичанин.
За четвертой кружкой Петр Иванович спросил британца, знаком ли он лично с Бруствером?
— Негодяй украл у меня серебряный крестик, — подтвердил осьмилетний англичанин.
Блюдо вздрогнуло.
— Я не об этом, — сморщился Петр Иванович. — Знакомы ли вы с ним с деловой стороны? Каковы его планы?!
— У него нет планов. Нет и быть не может, Бруствер кончился. Иссяк. Транше — вот кто был великий умница. Это он первый догадался вырыть траншею и зарегистрировал свое изобретение. А что сделал Бруствер? Этот негодяй не сделал ничего, но и он получил право на авторские! Одновременно и независимо от него я предложил шекспировскому театру свою комедию «Поцелуй, которого могло не быть». И что же? Одновременно и независимо от него — полный провал!
Подошел отвратительный половой с пятыми кружками и, теша себя безумной идеей, что Петр Иванович пьян, спросил:
— Это правда, что Петербург расположен между 59°59'46'' и 59°54'18'' с. ш. и между 30°13'38'' и 30°25'26'' в. д.?
— Между, — отвечал Петр Иванович.
— Не перестаю удивляться остроте мысли, отдавшей все наши сухие места под кладбища, — сказала Осетриная Спина. — Смоленское, Преображенское…
— Монахи думают, что после смерти им заготовлены места в складках мантии Богоматери, — хихикала Белужья Башка. — И это в тот момент, когда на непорочность зачатия существуют две точки зрения.
— Идея непорочных зачатий противна существованию Петрокрепости, — веско сказал Петр Иванович.
— Нет страны более дикой, чем Россия, — заявило Блюдо, вероятно не любившее духовых оркестров. — Во всяком случае, для русских.
— А отчего молчат Отсебятина Маленькая и Отсебятина Большая?! — спросил Петр Иванович.
— Обескуражены пребыванием не так далеко от колодца Истины, — ответила Отсебятина Большая.
Растроганный Петр Иванович перенес на колени Отсебятину Большую и стал дружелюбно гладить.
Пиво, принесенное в двенадцатой кружке, повело себя предельно нигилистически. С криком: «Пиво принято считать дюжинами!» — оно выбросилось из кружки на колени Петру Ивановичу и залило почти всю любимую Отсебятину. Петр Иванович окончательно оставил мысль о его возможном исправлении и вышел из трактира, прижимая к груди теплую и мокрую Отсебятину.
Вода сошла окончательно.
Вместе с Петром Ивановичем, обступив его плотным кольцом, вышли и осьмилетний англичанин. Белужья Башка, Осетриная Спина и Блюдо Щучины. Но перед самым домом Петр Иванович заметил, что остался совершенно один.