"Коллекция военных приключений. Вече-3". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
– Он не ожидал аварии?
– Странный вопрос, господин капитан. Какому летчику-испытателю хочется отправиться на тот свет, пока не призовет его бог?
– Простите, господин профессор. Теперь поговорим о том дне, когда вы на испытательных стендах у моторов заметили постороннее лицо.
– Да, я вошел, и мне показалось, что один из двигателей работает не на обычном, а на взлетном режиме. Я подошел к пульту, дежурный инженер спал. И тут я увидел промелькнувшую тень. Сам включил сирену. По тревоге в мастерскую сбежались
– Где сейчас инженер?
– Он был уволен и послан на фронт. Кстати, это был порядочный, крайне добросовестный человек. Я ничем не могу объяснить его сон на дежурстве.
– Кого из пилотов заметили вы?
– Пихта и Вайдемана.
Коссовски не делал пометок. Его натренированная память крепко схватывала все, что могло относиться к делу. Просто на листке блокнота он чертил замысловатые фигурки, что делал всегда, когда в работе решал какой-нибудь ребус. Когда Зандлер произнес фамилии пилотов, завитушка под карандашом круто взбежала вверх.
– И еще вопрос, господин профессор, — проговорил он, помолчав. — Вы можете предположить, что рядом с вами действует иностранный агент?
– Агент — могу. Иностранный — сомневаюсь. Может быть, антифашист?
– Вы были в социал-демократической партии?
Лиловые веки Зандлера вмиг одрябли. «Ага, вот чего боится профессор Зандлер», — отметил про себя Коссовски, а вслух проговорил:
– Меня вам нечего опасаться, я же не штурмовик и не гестаповец…
– Да, я придерживался до 1920 года демократических взглядов, — выдавил из себя Зандлер.
– Ну, кто из нас не был романтиком, — усмехнулся Коссовски. — Я тоже протестовал, когда убили Либкнехта и Люксембург. И даже был молодежным функционером демократов.
– Да, времена меняются, — вздохнул свободней Зандлер.
– Ну, у меня все… Извините за эту крайне неприятную беседу. — Коссовски простился и поехал в общежитие летчиков.
Авиагородок располагался за Лехфельдом: прямой проспект с особняками и виллами, в которых жили служащие Мессершмитта. У самого аэродрома выстроились бараки, одинаково длинные и низкие, с редкой зеленью перед окнами. А за кирпичным забором с колючей проволокой тянулся испытательный аэродром.
…Вайдеман играл в джокер, когда в общежитие пилотов вошел Коссовски.
– Зигфрид! Ты имеешь обыкновение появляться, как дух, бесшумно. По каким делам сюда?
– Проездом, Альберт. Некоторым образом я теперь отвечаю за Лехфельд. А заодно решил навестить друзей.
«Надо быть начеку с этим волкодавом», — подумал Вайдеман.
– Кстати, ты хорошо выглядишь, — сказал Коссовски.
– В двадцать восемь лет рано жаловаться на здоровье.
– А почему же тогда, в Рехлине, у тебя вдруг повысилось давление?
–
– Ты не пил накануне?
– Кажется, пил.
– С кем?
– С Пихтом, конечно.
– Ты дружишь с ним?
– Как сказать?.. Вначале были дружны, сейчас, по-моему, между нами пробежала какая-то кошка.
– Почему?
Вайдеман пожал плечами.
– Раньше вас что-то объединяло. А сейчас дороги расходятся? — Алый шрам на лице Коссовски напрягся сильней.
– Да нет, ты неправ, Зигфрид, — набычившись произнес Вайдеман. — Я и сам не могу объяснить это. Хотя у него сейчас свои увлечения, у меня — свои.
– Ютта?
– Откуда ты узнал? — Шея Вайдемана сделалась пунцовой.
Коссовски рассмеялся:
– Уж если одна девица занята Пихтом, то другая…
– У меня серьезно.
– А у Пихта?
Вайдеман вдруг разозлился:
– Откуда мне знать, что у Пихта?! «Значит, Ютта — ее брат Эрих Хайдте — Вайдеман», — мысленно протянул ниточку Коссовски.
– Слушай, Зигфрид, если ты приехал сюда искать шпионов, так ищи где-нибудь в другом месте, а не среди нас.
Коссовски засмеялся:
– Ну что ты, Альберт, в самом деле… Наоборот, я хочу вас обезопасить в случае чего. По старой дружбе.
…Вечером Коссовски уехал к Флике. Капитан функабвера жил в походной мастерской мониторов.
– Станция водит меня за нос, — пожаловался Флике. — За все месяцы мы смогли только определить район, где действует передатчик. Это Лехфельд. Близко от аэродрома. Может быть, авиационный поселок. Три монитора день и ночь дежурят в том районе.
– Вас никто не может обнаружить?
– Нет. Мониторы скрыты палатками над канализационными колодцами. Солдаты и офицеры переодеты и делают вид, что ремонтируют канализацию.
– Вы хорошо придумали, Флике.
– Но радист замолчал… Последняя радиограмма, кажется, расшифрована.
– Да? — Коссовски чуть не выронил планшет, который держал в руках.
– А вы разве не знаете? — удивился Флике.
– Я уехал до того, как расшифровали телеграмму, — медленно произнес Коссовски.
«Они следят за мной, — подумал он. — Неужели стало что-либо известно об Испании? Кто выдал — Пихт или Зейц? Или оба вместе?»
Коссовски несколько раз хотел рассказать в абвере об убийстве связного Канариса подполковника Штайнерта, но не хватало духа пройти всего три квартала до всемогущего управления разведки вермахта. Несколько раз он садился за бумагу и рвал ее, не дописав строчки. Из троих он был самым виновным. Он приговорил Штайнерта, Зейц исполнил приговор, Пихт остался свидетелем… Если кто-то из них связан с Мартом, Коссовски будет очень трудно их обвинять.