Коллекция
Шрифт:
С тех пор, как я вернулся, прошел почти месяц. Сейчас Дженис считает, что в Калифорнии что-то случилось, но, несмотря на многократные пересказы моей истории, она не понимает, что конкретно там произошло, Она полагает, что случилось нечто вроде нервного срыва, и продолжает убеждать меня обратиться за помощью к профессионалам.
После возвращения отцу я не звонил, а он не звонил мне. Удар по голове давно прошел, и ожоги от веревок на руках пропали, но, хотя физические последствия пережитого исчезли, психологическая травма всё же осталась. Хотя бы раз в неделю мне снится мальчишка, и сны становятся все
И пугающими.
Очень пугающими.
В последний раз мне приснилось, что вместо Дженис, в качестве жены, со мной живет мальчик.
А когда я проснулся, у меня была эрекция.
Картофелина
Когда я был подростком, жившие напротив нас друзья моих родителей периодически нанимали меня понянчить их сына, пока они уезжают в ресторан и в кино. Это были легкие деньги. Я ел их еду, сидел на их диване, смотрел телевизор и получал за это деньги.
А еще я рассказывал их сыну страшные истории. Одна из них, вдохновленная рассказом «Ночная смена» из одноименного сборника Стивена Кинга, включала в себя огромную живую картофелину, которая жила в подполе нашего дома. Эти истории пугали не только мальчика, они также пугали меня и, по этой причине, я разрешал ему ложиться спать гораздо позже положенного, потому что не хотел находится один в их маленькой, жуткой, третьесортной гостиной.
Годы спустя, я вспомнил про эту живую картофелину и включил её в новый рассказ и новое окружение.
Фермер уставился на… нечто… лежащее возле его ног. Вне всякого сомнения — это была картофелина. Она имела неровные очертания клубня и соединялась с обычной картофельной ботвой. Но на этом сходство с обычной картошкой заканчивалось. Потому что штуковина у его ног была более трёх футов в длину, белой и студенистой. Она ритмично пульсировала и, кажется, отдёрнулась, когда фермер осторожно тронул её лопатой.
Живая картофелина.
Первой мыслью фермера было уничтожить её, порубить лопатой, переехать трактором, потому что зрелище было неестественным, каким-то неправильным. Обычно, природа не позволяет подобной мерзости выживать и он знал, что уничтожив её поступит правильно. Очевидно, что подобное уродство не должно существовать. Но фермер не сделал ничего. Вместо этого, не в силах пошевелиться, почти загипнотизированный он смотрел на картофелину, наблюдая за каждым подъёмом и спадом её пульсации, зачарованный методичными движениями. Она не издавала ни звука и не выказывала никаких признаков разумности, но фермер не мог избавиться от ощущения, что эта штуковина мыслит; наблюдает за ним, как и он за ней; и даже каким-то непонятным образом знает о чём он думает.
Заставив себя оторвать взгляд от ямы, фермер оглядел поле. На нём ещё оставались несколько невыкопаных грядок, нужно было заняться поливом и подкормкой, но он был не силах пробудить в себе ни свою обычную ответственность, ни чувство долга. Фермеру следовало сейчас работать: его время было очень точно расписано, и даже небольшой сбой мог нарушить недельный график, но он понимал, что до конца дня не вернётся к повседневным делам. Они больше не были для него важны. Их значимость уменьшилась, их необходимость стала сомнительной.
Фермер снова посмотрел на картофелину. Здесь у него было нечто уникальное. То, что можно будет показывать на ярмарке. Вроде того огромного быка виденного в прошлом году, или двухголового ягнёнка, которого выставляли пару лет назад. Фермер покачал головой. У него никогда не было ничего стоящего показа на ярмарке, даже овощей, или скота достойных участия в конкурсе. И вдруг, теперь у него есть вещь заслуживающая своего собственного павильона. Настоящий гвоздь программы.
Но ярмарка будет лишь через четыре месяца.
Чёрт, подумал фермер. Можно устроить здесь свою выставку. Сделать вокруг картофелины небольшую изгородь и брать с людей деньги за просмотр. Для начала он пригласит взглянуть на неё Джека Фелпса, Джима Лоури и кого-нибудь из ближайших друзей. Затем они всем расскажут, и скоро люди со всей округи повалят, чтобы посмотреть на его находку.
Картофелина в яме пульсировала, белая плоть ритмично трепетала, заставляя подрагивать осыпавшуюся с неё землю. Фермер утёр носовым платком полоску пота со лба и понял, что больше не чувствует отвращения к тому, что видит.
Он чувствовал гордость.
Фермер проснулся от незапомнившегося сна, после которого осталось лишь чувство утраты испытанное в реальности сновидения.
Несмотря на то, что было лишь три часа — середина между полночью и рассветом — он вылез из кровати, понимая, что не сможет больше уснуть. Фермер натянул Левисы, прошёл на кухню и налил себе немного несвежего апельсинового сока из холодильника. Встав возле сетчатой двери, он выглянул в поле туда, где оставил невыкопанной живую картофелину. Сияющий лунный свет, создавал странные тени и придавал местности новые очертания. Хоть фермер и не видел картофелину оттуда, где стоял; он мог представить, как она выглядит в свете луны. Вспомнив о холодной, пульсирующей, студенистой плоти он поёжился.
Надо было уничтожить её, подумал фермер. Рубануть лопатой, измельчить на куски и пройтись плугом.
Он допил апельсиновый сок и поставил пустой стакан на столик возле двери. В кровать он вернуться не мог, желания смотреть телевизор тоже не было и, поэтому, фермер разглядывал поле, вслушиваясь в тишину. Когда он не работал, не ел, не спал, когда он не был занят ничем другим, то бывали такие моменты, в которые отсутствие Мюриэл ощущалось особенно остро. Эта тупая неутихающая боль присутствовала всегда, но когда фермер был один и не был занят ничем, как сейчас, он чувствовал подлинный размах и глубину своего одиночества, ощущал бессмысленность и никчёмность своего существования.
Охваченный отчаянием, фермер вышел на крыльцо. Деревянные доски под босыми ногами были холодными и шершавыми. Он осознал, что бездумно спускается по ступенькам крыльца и выходит со двора в поле. Здесь луна разбавляла ночной мрак до синеватого пурпура, и фермер без труда видел, куда идёт.
Почти инстинктивно он пришёл туда, где на земле лежала живая картофелина. Днём, с помощью Джека Фелпса, он осторожно вытащил её из ямы, а затем собрал и сложил материалы для ограды, которую вокруг неё разместит. Сразу после этого они оба вымыли руки мылом «Лава» — картофелина на ощупь была скользкой, холодной и слизистой. Сейчас доски лежали на земле беспорядочно разбросанными, словно здесь что-то разломали, а не лишь собирались построить.