Колодцы предков
Шрифт:
Я подумала, что все складывается слишком просто, и с гробовщиком ещё возникнут сложности. Может, теперь понадобится не ловушка, а приманка, для этого сундук прабабки надо как можно скорее достать и спрятать. Хотя достаточно спрятать только содержимое, а на пустой ящик он может бросаться, пока не надоест…
Наверняка, все было бы иначе, если бы кроме Марека и Ендрека на сеновале не спал и отец. Он храпел как дьявол, заглушая все остальные звуки.
Первым человеком, вышедшим утром из дома и решившим сходить за коровник, чтобы посмотреть на колесо от трактора, была моя мамуся, гонимая
– Ваше колесо от трактора ничего не закрывает, – упрекнула она. Как вы его клали?
– Что? – спросил Франек, убеждённый, что не расслышал, поскольку храп с сеновала гремел по всему двору.
– Надо разбудить Янека, а то невозможно разговаривать, – сказала моя мамуся погромче. – Колесо сдвинуто, ничего не прикрывает, а колодец глубоко раскопан. Что все это значит?
Франек ошалело уставился на неё.
– О, господи – тихо сказал он и помчался за коровник, а моя мамуся полезла на сеновал.
Когда мы с Терезой и тётей Ядей прибыли на место, там уже собрались все родственники. Франек стоял над колодцем и чесал голову. Марек с Ендреком присели над каменным цоколем и светили вниз фонариками.
– Кажется, труп, – произнёс Ендрек. – На живого не похож, да и падал высоко…
– Вечная память – произнесла Люцина.
– Не юродствуй! – нервно вскрикнула Тереза. – Может, это опять какая-то скотина!
– Э-э-э, нет, – возразил Ендрек. – Человек. Руки и ноги видно.
Я заглянула в колодец. На дне глубокой ямы виднелась какая-то тёмная куча. Если присмотреться, можно было различить человеческую фигуру, лежащую в очень странной позе. Я была потрясена. Кто это может быть? – удивилась Люцина, тоже заглянувшая в глубины колодца. При этом она схватила меня за плечо и мы чуть было не грохнулись вниз. Всех, кто был в документах, мы отсеяли. Кажется, какой-то совсем новый человек…
– Может, это облизанный Никсон? – оживилась моя мамуся.
– Может. По-моему, придётся его оттуда доставать…
Тереза угрюмо молчала. Тётя Ядя, на всякий случай, дрожащими руками сделала несколько снимков. Все задумались – когда это могло произойти. Снятие страшно тяжёлого колёса, преступление, сброс трупа…
– Как же ты ничего не услышал? – набросилась я на Марека. – Когда не надо, то и кота на перине услышишь…
Марек был зол и расстроен.
– Иди в милицию, – приказал он мне. – Папа все заглушил. Было бы здорово, если сразу приедет сержант Бельский. И немедленно возвращайся, придётся здесь посторожить.
Я ещё не выехала со двора, а он уже без всякой жалости, расставил родственников вокруг трех колодцев и развалин, категорически наказав ни кого не пропускать через границу. По возвращении мне предстояло загородить машиной проход возле коровника со стороны дороги. На этот раз сохранить следы было просто необходимо.
В милиции я повела себя коварно и нагло. Сначала я позвонила Михалу Ольшевскому и только после этого сообщила о новом преступлении.
– Опять свинья, или теперь баран? – по-деловому поинтересовался дежурный.
– Нам кажется, что на этот раз человек, – грустно ответила я.
– Ну и ну, – пробормотал милиционер с невольным уважением. – Ну и темпы у вас… Я всегда говорил, что с дачниками одни
Я оставила его при исполнении служебных обязанностей, а сама вернулась домой – закрывать проход за коровником.
По прибытию, милиция удалила всех с места преступления, очень сдержанно поблагодарив нас за сохранение следов. Что ни говори, но упорно разравниваемый моей мамусей песок оказал им большую услугу. Вместе с властями остался только Марек, выступающий то ли в роли эксперта, то ли – свидетеля. Он стал очень похож на сержанта Бельского – определить кто из них в данный момент более зол было затруднительно…
Все происходящее у колодца мы наблюдали втроём – Михал Ольшевский, Ендрек и я. Мы уселись на балку над коровами. Остальные родственники метались внизу между бурёнками и слушали наши комментарии.
– Ползают на четвереньках, – докладывал Ендрек. – Так, будто что-то вынюхивают… Что-то делают на земле…
– Регистрируют отпечатки ног, – дополнила я, – и сравнивают их со снимками…
– С моими?.. – выкрикнула обрадованная тётя Ядя.
– И пальцев! – заорал Михал. – Они изучают отпечатки на колесе!
– Господи, там же есть и наши! – страдальчески застонал Франек.
– Какое тебе дело? Твои в самом низу, – утешила его Тереза.
– Ну! – подгоняла моя мамуся. – Говорите что-нибудь, я ничего не вижу! Эта корова мне мешает! Отодвинься, Кунигунда!
– А если не видишь, то зачем туда лезла? – ругалась Люцина. – Пропусти меня, я увижу!
Сразу над поилкой, между досками, была щель, высмотренная когда-то Люциной. Через неё можно было увидеть небольшую часть места преступления. Туда пропихивались все три сестры, поочерёдно приставляя лицо к поилке, рядом с мордой непоколебимо спокойной коровы. Увиденные фрагменты лишь усиливали их любопытство.
– Говорите же что-нибудь! – рассердилась Тереза. – Кунигунда на меня плюнула!
– Ендрек, выгони коров, – машинально произнёс Франек.
– Сейчас, – ответил с полки Ендрек. – Принялись за покойника. Подставили лестницу. Один спускается…
– Бросили ему верёвки! – выкрикнул Михал.
– А фотографии? – нервно допытывалась тётя Ядя. – Сначала должен спуститься фотограф! Они должны сделать фотографии!
– Уже сделали. Сверху. Со вспышкой…
Извлечение трупа из колодца прошло чётко, без затруднений. Из колодца одновременно показались завёрнутый в тряпку покойник и живой милиционер, поднимающийся по лестнице. Труп занял место на носилках, живой сотрудник сообщил нечто, что вызвало заметное возбуждение всех присутствующих. Вся следственная бригада начала одновременно протискиваться в колодец, Марек в их числе. Фотограф разогнал сотрудников и сверкая вспышкой, опять принялся фотографировать что-то внизу.
– Господи! Они что-то нашли!!! – заорал взволнованный Ендрек.
Михал Ольшевский наполовину потерял сознание. Он просунул голову сквозь кровлю. Снаружи это должно было выглядеть довольно странно – голова торчащая посреди крыши коровника. Он подпрыгивал на балке и издавал какие-то восклицания в пространство, внутри мы их не слышали. Тереза дёргала меня за ногу, тётя Ядя стеная держалась за глаз, в который неподдающаяся эмоциям корова попала хвостом. Моя мамуся и Люцина толкались возле поилки, выглядело это так, будто они энергично поглощали её содержимое. Без всякого уважения к собственности Франека они пытались разворотить щель между досками…