Колодцы предков
Шрифт:
– Лезут в колодец! – кричал Ендрек. – Падают в кучу. О, господи, свалится!.. Нет, поймали… Там на дне что-то есть!…
Вся следственная бригада поочерёдно спускалась в колодец, причём каждый появлялся наверху с взволнованной рожей. Там лежало что-то необыкновенное. Марек тоже спустился, выбрался, посмотрел на крышу коровника и безнадёжно махнул рукой. Михал Ольшевский стал пытаться освободить голову.
– Может треснуть! – сообщила я родственникам. – Ничего не понимаю. Всем то что лежит в колодце нравится, а Мареку – нет…
– У него всегда завышенные требования, – нетерпеливо объяснила моя мамуся. –
Марек исчез из поля зрения. Я даже не обратила на это внимания, занятая наблюдением за происходящим у колодца. До меня не сразу дошло, что нас вызывают на место преступления. Те, кто был внизу, поспешили сразу, у тех, кто был наверху, возникли некоторые трудности, особенно у Михала, у которого застряла голова. Каким чудом он просунул её в ту сторону, осталось тайной, поскольку дыры едва хватало для шеи. Нам с Ендреком пришлось прийти к нему на помощь, иначе бы он остался там навсегда.
Во дворе нас попросили опознать труп. Моя мамуся и Тереза запротестовали с такой яростью, что их освободили от этой обязанности. Франек, не сопротивляясь посмотрел и тут же остолбенел. Заинтригованная, я посмотрела тоже и остолбенела не меньше.
На носилках, в виде трупа, лежал тот самый мужик бандитской наружности, которого я видела на кладбище возле тачек. Гробовщик!.. С таким трудом вычисленный убийца! Даже после смерти он смотрел исподлобья…
По очереди остолбенели и перестали что-либо понимать и все остальные. Со вчерашнего дня мысль о гробовщике, как преступнике, прочно укоренилась в сознании, теперь мы не могли поверить, что он сам оказался жертвой. Как это понимать, было неясно. Он так здорово подходил!…
– Что все это значит? – назойливо спрашивала Люцина. – Может, он свалился туда случайно?
– Он был не один, – пробормотал Марек. – С каким-то человеком.
– Следующая жертва, защищаясь, его спихнула, – выдвинула я предположение, пытаясь сохранить концепцию.
– А родственников и обвиняемых больше нет, – неуверенно заметила тётя Ядя.
Люцина холодно посмотрела на неё:
– Могло случиться и так, что преступление совершил кто-то не из нашей семьи. Бывали и такие случаи…
Моя мамуся подавила возникающий скандал в зародыше:
– Ну, и что там внутри? – нетерпеливо спросила она, заглядывая в колодец. – Они сказали, зачем туда лезли? Что там?
– Остатки наследства от вашей бабушки, – загробным голосом ответил Марек.
– Как это, остатки?..
– Мизерные остатки, надо заметить…
– На секунду все онемели, зато потом все вместе обрели голос и способность двигаться. Не существовало теперь такой силы, которая смогла бы удержать нас от штурма колодца. Михал Ольшевский свалился внутрь вниз головой, но к счастью успел зацепиться за лестницу, и мы смогли его вытащить. Разъярённая Люцина обзывала нас дебилами, недотёпами и растяпами, которые не способны спуститься в дурацкую яму. Моя мамуся требовала немедленного изучения дна, не обращая внимания на то, что на этом самом дне находятся работники милиции, и запихивала в колодец отца. Тереза ругала всех без разбора. В конце-концов, как-то удалось овладеть ситуацией и ознакомиться с трагическим состоянием дел.
На дне колодца лежал большой, окованный железом деревянный ящик. Труп гробовщика лежал на нем. Когда гробовщика достали,
Клад имел такие размеры, что не помещался на дне в нормальном положении, а стоял торчком, на одном боку. Второй бок, верхний, был разбит. В замшелом дереве была пробита громадная дыра, через которую вытекло наше наследство. Преступник вытянул столько, сколько смог и сколько успел, оставив в глубине ящика только то, до чего не смог дотянуться, или то, что не пролезло в дыру. Мы тоже не смогли этого достать, пришлось ждать, пока извлекут ящик.
Милиция и сама интересовалась находкой, поэтому ждать пришлось недолго. Михал Ольшевский, то бледнея, то краснея, с набожным восхищением приступил к выгребанию остатков из замшелого чудовища. Вокруг собралось как минимум двадцать человек, которые затаив дыхание всматривались в легендарное сокровище.
Дрожащими от волнения руками, Михал вытянул громадный семирожковый подсвечник, поднос размером с мельничное колесо, комплект столовых приборов, в котором ножи ничего не резали, ложкой можно было свалить буйвола, а вилками разбрасывать по полю навоз, часы в стиле рококо в отличном состоянии, которые хоть и не ходили, но имели целый циферблат и все стрелки, немного бижутерии, украшенную шкатулку, в которой лежал веер из настоящей слоновой кости, несколько монет из разных металлов и картину в когда-то золочёной раме. Несомненно, это был портрет прабабкиной бабушки, но невооружённым глазом этого различить было нельзя, пребывание в колодце не пошло картине на пользу. Последним, с самого дна, он вытянул плоский, длинный металлический ящичек. Некоторое время он возился с замком, а все остальные следили за его руками.
– Вот тебе твои триста жемчужин! – вдруг зло обратилась к Терезе Люцина.
– Вот именно, – съязвила Тереза. – Это достойно того петуха за одиннадцать гектаров…
– Подождите, а вдруг там колье… – показывая на Михала, просипела тётя Ядя.
– Какое колье?
– Не знаю. Бриллиантовое…
– Ха-ха! Скорее дедовский табак…
Михал наконец-то открыл ящик. Внутри не было ни колье ни табака, а только сложенная вчетверо бумажка. Он вынул её и расправил, бросив ящик.
– Копия списка, – пробормотал он. – С примечанием, кому отдать… Если что…
Тётя Ядя подняла брошенный ящичек и стала его рассматривать. Люцина злорадно захохотала:
– Я же говорила, кому как, а у нашей семьи с этим сокровищем получится, как у Заблоцкого с мылом. А вы думали, что триста жемчужин так вас и ждут! Вторые золотые прииски за шесть долларов!…
Обиженная Тереза пожала плечами и с достоинством покрутила пальцем у виска. Михал Ольшевский, внезапно ослабевший, уселся на кучу камней, и в отчаянии обхватил голову, не выпуская из рук бумаги.
– Боже!.. – стонал он. – О, боже!.. О, боже, мой!..
– Как это? – сказала моя мамуся с безграничным разочарованием. – Уже все? А где остальное?
– О, боже! – шёпотом выл Михал.
– Остальное забрали конкуренты, – объяснила я, не пытаясь скрыть разочарование. – Черт. А так хотелось посмотреть на этот бокал…
Сташек Бельский стоял над разбитым ящиком. Он пошевелился, посмотрел на Михала, на остатки сокровищ, ещё раз на Михала:
– Я этой сучке голову откручу, – произнёс он стиснув зубы.
Потом опомнился и поспешно добавил: