Колодец трёх рек. Москва приоткрывает вам тайны своих подземелий
Шрифт:
Однако из-за постепенного роста населения такая возможность исчезла уже в XV столетии, что привело, вскоре после завершения строительства краснокирпичного Кремля (1485–1516), к необходимости сооружения дополнительной крепости, защищавшей окольный град или современный район Китай-город. В течение нескольких лет итальянским мастером Пьетро Франческо Аннибале по линии старых древо-земляных укреплений была поставлена мощная кирпичная стена, примыкавшая к Кремлёвской в районе Угловой арсенальной (Собакиной) башни по берегу Неглинки и к Москворецкой (Беклемишевской) башне на берегу Москвы-реки. С восточной стороны Китайгородская стена была защищена рвом, заполнявшимся водой из речки Сорочки, убранной впоследствии в подземный коллектор, по аналогии с Неглинкой.
Ещё позже (в конце XVI века) по линии современного Бульварного кольца появляется стена Белого города, затем, по линии Садового кольца, стена Земляного города – деревянная, в отличие от уже существовавших к этому времени каменных московских крепостей.
Самой поздней границей Москвы, относившейся уже к периоду Романовых, является Камер-Коллежский вал – земляная насыпь, выполнявшая функцию таможенной заставы XVIII
Учитывая всё многообразие рукотворных подземелий, даже несмотря на то, что большая часть их была утрачена, не возникает никаких сомнений в том, что их нужно изучать чрезвычайно пристально и подробно. Конечно, исследовать, скажем, подземный тоннель на Третьем транспортном кольце глупо. Существуют подробные чертежи этого тоннеля и организация, обслуживающая его, но есть в городе и системы старинных водостоков, канализации, водопровода, фундаменты и подвалы, значительно более старые, чем стоящие на них здания, и вызывающие живой интерес у москвоведов и историков.
Подземельями интересовались всегда, но ещё в XIX веке разделения в исследованиях природных и искусственных полостей не было. Изучением и того и другого занималась наука спелеология. Часть учёных-спелеологов постепенно расставляла приоритеты в пользу рукотворных, построенных человеком сооружений. Здесь от исследователя требовалось рассматривать подземелья и с исторической, и с технической точки зрения, а значит, появлялась возможность прикоснуться к быту и зодчеству ушедших поколений. Такой взгляд на проблему забытых подземелий ставил перед спелеологами уже археологические задачи. И хотя фактически разделение в спелеологии по исследованию природных и искусственных полостей произошло уже в конце XIX – начале XX века, термин «спелеистика», обозначивший изучение искусственных подземных полостей и архитектурных сооружений, появился только в семидесятых годах XX века. Появлению этого термина мы обязаны грузинскому спелеологу Г. Гаприндашвили, хотя до сих пор до конца не ясно, чем он руководствовался, обозначив эту ветвь спелеологии именно таким сочетанием букв. Чаще можно встретиться с другим написанием этого же слова – «спелестология», да и сами исследователи подземных искусственных сооружений называют себя именно спелестологами. Сегодня можно говорить о том, что диггерство – это ветвь спелестологии. И хотя спелестологи в основном отрицают это родство, оно всё-таки очевидно. Диггеры, в отличие от спелестологов, не гнушаются заглянуть и в действующие подземные объекты, чем и вызывают недоумение своих коллег: дескать, что же можно исследовать в таких подземных сооружениях, если они рабочие и ни в каком дополнительном изучении не нуждаются?
За последние десятилетия стремительного развития Интернета и других средств легкодоступной информации произошла, к сожалению, обидная подмена понятий. Любой подросток, забравшийся в коллектор, с удовольствием называет себя диггером, хотя, как правило, не имеет даже отдалённого представления о том, кто же такие диггеры и чем они вообще занимаются. Такое навешивание на себя звучного ярлыка любым начинающим подземщиком, в конце концов, изменило представление о диггерстве в целом. Теперь под словом «диггер» всё чаще подразумеваются девушка или молодой человек, спустившиеся под землю для получения острых ощущений. Диггерство сегодня – молодёжное экстремальное увлечение. Глупо спорить, у каждого человека в определённом возрасте появляется тяга к геройству и неоправданному риску, что, в общем, чаще всего выливается в обычное озорство. Многие взрослые и солидные мужчины могут припомнить в своём детстве факты катания на трамвайной «колбасе», на подножке товарного состава, а уж кто не забирался на крышу или не преодолевал себя, лазая по пожарной лесенке? Тем не менее едва ли это наталкивало на мысль называть себя после этого вагоновожатым, кондуктором грузовых поездов или пожарным. С приходом нового тысячелетия появилась масса всевозможных субкультур. Руферы проделывают на головокружительной высоте самые невероятные трюки, только бы дотянуться рукой до звезды сталинской высотки и, сняв всё это на мобильный телефон, выложить затем в Интернет. Зацеперы пытаются прокатиться от Москвы до Петербурга между вагонов скоростного «Сапсана» или хотя бы проехать один перегон на крыше поезда метро. Интернет позволил сплачиваться таким «экстремалам» в неофициальные сообщества и обращать этим на себя внимание, однако расценивать такие занятия как серьёзное увлечение, по-моему, нельзя, хотя бы по причине отсутствия исторических истоков. Слово же «диггер» произошло от английского глагола to dig, что значит копать, и если принять условие, что диггеры – это в первую очередь краеведы и увлечённые историей своего города жители, то ближе всего по сходству занятия с ними оказываются археологи. А ведь многие известные, даже знаменитые люди стояли в рядах первых диггеров, не догадываясь, что станут родоначальниками целого исследовательского направления.
Художник Аполлинарий Васнецов фактически был диггером. Для этого достаточно вспомнить цикл его работ, посвящённых историческому городскому пейзажу. Как же Васнецову удавалось так точно и детально представлять себе облик несохранившейся Москвы? В этом Аполлинарию Михайловичу помогали его большой опыт по изучению истории, знакомство со многими выдающимися учёными и членство в Императорском Археологическом обществе, при котором художник возглавлял комиссию «Старая Москва». Одним из приоритетных направлений комиссии на момент создания было изучение подземной Москвы. Некоторые утраченные к моменту написания художником сооружения были изображены настолько точно, что создаётся впечатление, будто не только глубочайшее знание предмета, но и удивительная интуиция двигали рукой мастера во время создания им живописных шедевров. Работы Васнецова являются прекрасными иллюстрациями той Москвы, о которой рассказывают на своих маршрутах экскурсоводы, ведь такая картина, как «Лубяной торг на Трубе», позволяет
Москвоведа и бытописателя Владимира Гиляровского тоже очень часто называют «первым диггером», но здесь есть некоторая неточность, так как Гиляровский был диггером скорее по необходимости, нежели по призванию. Поставив перед собой задачу описать быт Москвы XIX века, Владимир Алексеевич, будучи известным журналистом, уделял пристальное внимание тем сторонам городской жизни, которые не были видны обычному горожанину.
«Помню, как-то я иду подземным коридором „Сухого оврага“, чиркаю спичку и вижу – ужас! – из каменной стены, из гладкой каменной стены вылезает голова живого человека. Я остановился, а голова орёт:
– Гаси, дьявол, спичку-то! Ишь, шляются!
Мой спутник задул в моей руке спичку и потащил меня дальше, а голова ещё чего-то бурчала вслед.
Это замаскированный вход в тайник под землёй, куда не то что полиция – сам чёрт не полезет» [1] .
В описании подземелий знаменитой Хитровки Гиляровский скорее акцентирует внимание читателя на факте существования тайников, а не на их подробном описании. Такая недосказанность до сих пор будора жит воображения москвичей, заставляя их искать специалистов, готовых за плату показать упомянутые репортёром тайники. Подробнее Гиляровский говорит о коллекторе Неглинки, но и там автор скорее сконцентрирован на описании своих ощущений, а не на технических подробностях коллектора. Оно и понятно, ведь дядя Гиляй спускался под землю постольку-поскольку, пользуясь удобным случаем. Более подробное описание штольни, правда, есть в главе «Под землёй» его книги «Москва и москвичи», где говорится о строительстве артезианского колодца у Яузского бульвара. «Ощупью по колено в воде, промокшие насквозь от капели сверху, стараясь не сбиться с деревянной настилки, мы пошли к камере. Я попробовал зажечь спичку, но она погасла.
1
Гиляровский Вл. Москва и москвичи. М., 1959.
Мы были на глубине тридцати метров под улицами Москвы, под мостовой Николо-Воробьинского переулка» [2] .
Едва ли Гиляровского так интересовал колодец, колодец был лишь поводом для необычного репортажа Владимира Алексеевича о спуске под землю и впечатлениях, полученных там.
Выделяется описание подземелья, вернее, даже дома, имевшего обширную подземную часть. Это дом № 3 по Мясницкой улице. Во времена Гиляровского дом этот принадлежал духовной консистории, которая, желая подзаработать, сдавала его под квартиры внаём, однако стены его насквозь пропитались страданиями и человеческой болью ещё раньше. Гиляровский подробно описывает внутристенные ниши цокольного этажа, которые когда-то служили чем-то вроде камер предварительного заключения. «Во времена Шешковского сюда помещали стоймя преступников: видите, только аршин в глубину, полтора в ширину и два с небольшим аршина в вышину. А под нами, да под архивом, рядом с нами – подвалы с тюрьмами, страшный застенок, где пытали, где и сейчас ещё кольца целы, к которым приковывали приведённых преступников» [3] .
2
Гиляровский Вл. Указ. соч.
3
Гиляровский Вл. Указ. соч.
Настоящим же патриархом и родоначальником диггерства по праву можно считать археолога, профессора, спелеолога Игнатия Стеллецкого, человека выдающегося и глубоко преданного делу изучения подземелий. На протяжении всей своей жизни Стеллецкий отгадывал поставленные подземельями исторические загадки, невзирая ни на войны, ни на смену власти. Свыше сорока лет жизни учёный посвятил доказательству теории о существовании библиотеки Ивана Грозного. Единственный из советских археологов провёл раскопки в Кремле с целью отыскания таинственной Либереи, за время которых превратил многие исторические гипотезы в археологические факты, но, к сожалению, оказался в центре кремлёвских интриг и не сумел закончить своих изысканий. В последние годы жизни Стеллецкий написал книгу, в которой приводит веские доводы в пользу скорого обнаружения библиотеки Грозного именно в подземельях Боровицкого холма. Эта работа Стеллецкого, «Мёртвые книги в московском тайнике», была издана единожды, под редакцией москвоведа Таисии Белоусовой, также посвятившей немало лет своей жизни изучению подземной Москвы. Кроме этого, за годы работы Стеллецкий обследовал множество подземных ходов и остатков подземных сооружений в России и других странах. Он организовывал общества и комиссии по изучению и сохранению памятников истории, писал статьи, проводил экскурсии, читал лекции и имел такой успех публичных выступлений, что «А.В. Луначарский шутя называл его своим соперником» [4] .
4
Стеллецкий И. Я. Мёртвые книги в московском тайнике. М., 1993.