Колодец времени - книга исторических поэм
Шрифт:
И разобьёт их, пусть жало змеиное сгинет в пожаре!'
'На Чингисхана похож нащ Бату больше всех чингизидов, -
Бодро сказал Субедей, так чтоб слышали все возле ставки, -
Бедный улус - не Китай получил он, врагов разных видов,
Что на мечи сами прыгают в ярости, лезут в удавки!'
Так день прошёл в перестрелках, убийстве хашара несчётном.
Рвы засыпали они чтоб открыть там на стены дорогу.
Этих строителей толпы в
Перестреляли с валов, перебили при вылазках много.
Видя что рвы заполняются быстро, уходит везенье,
Стену из досок к воротам придвинули, скрыв два тарана,
Приступ грядёт и закончилось уж огнемётное зелье,
Царь Алтынбек сделал вылазку с сильным отрядом ярана.
С криком 'Ура!', прославляющим род древних предков,
Дочери он Алтынчач путь пробил через войско монголов,
Сам же вернулся с дружиной назад, защищать город крепко,
Выпустив в поле торговцев, ремесленников, богомолов.
Тридцать пять дней после этого длилась осада Биляра,
Были засыпаны рвы и валов много срыто повсюду.
Там умирали защитники, бились умело и яро,
Воины место своё уступали обычному люду.
Бой не стихал по ночам, как обычно в монгольских осадах.
Изнемогая от ран и смертей, не имея сил биться,
Стены пришлось все оставить, поджечь все постройки в посадах,
В крепости главной с остатками войска Ильгаму укрыться.
Он с минарета смотрел как метались в пожаре билярцы,
Не выпускали из города их по приказу Батыя.
Люди сгорели как жертва Тэнгри, невиновные агнцы...
Сто тысяч тел там лежали, и старые, и молодые.
Через пять дней и ночей вход у крепости был протаранен.
С криком туркмены ворвались, желая убийств и поживы.
Тут младший сын Чингисхана Кулькан был стрелой насмерть ранен!
Бились защитники там за царя все пока были живы,
Но царь булгар ибн Ильгам был туркменами в злобе изрублен.
На минарет побежала царица, а с нею и внуки.
Бросились вниз с минарета к царю, что был всеми возлюблен,
Не помышляя живыми попасть в нечестивые руки!
Вывели в поле потом десять тысяч последних билярцев.
Воинам раненым головы стали рубить топорами.
Малых детей побросали в Билярку, а так же и старцев.
Хвастались после туркмены отрубленными головами...
'Так бы бессудно с врагами Христа поступать беспощадно!' -
Видя такое вскричал венгр-монах Юлиан возле ставки.
Вместе с послами ждал встречи Батыя на ровной площадке.
Мимо тащили казаха нукёры на длинной удавке...
Всюду с горы открывался вид дикой кровавой расправы:
Дым
Несколько тысяч монголов стояли весёлые справа,
И принимали две трети того, что награблено было.
'Что же ваш папа всего Франкистана не водит сам войско?
Только других посылает к евреям, арабам, урусам?
Встал бы с мечом за Христа своего, защитил бы геройски!
–
Хан вдруг сказал, выходя из шатра, - трудно жить жалким трусом!'
Доминиканец-монах, с ним посол из Венеции тоже,
С ними сельджукский посол, тут же ниц опустились почтенно:
Важен свободный был доступ восточных товаров для дожей,
И для сельджуков борьба с крестоносным врагом неизменна.
'Хан величайший из всех, - отвечал Юлиан осторожно, -
Папа Григорий IX врагов инквизицией душит,
Рыцарей только ему самому вдохновлять к битве можно.
Он не казнит просто так без суда, а спасает все души.
В прошлом письме он просил еретических русских ослабить,
Князь Ярослав стал мешать с новгородцами рыцарям очень
Финнов, карелу крестить. Крестит сам, чем лишь веру похабит.
Папа же венгров настроит тогда против половцев точно!'
'Знаю, что папа уже объявил свой крестовый поход к урусутам,
Новгород там покорить и крестить всех в латинскую веру, -
Знаком Батый приказал двум послам отойти пальцем гнутым,
Только остаться с ним рядом разведчику-миссионеру, -
Плохо у вас получается брать этот Новгород силой.
Мне говорили о нём как о мощной торговой державе.
Через неё все товары на запад идут, мне постылый,
С Волги от персов, китайцев и из-за Урала по Каме.
Мне же достался улус не в Китае как рой многолюдном,
Степи да лес без ремёсел особых... Торговлю лишь славить.
Новгород будет помощником мне в этом деле претрудном.
Нужного я посажу там властителя, чтобы им править'.
'Душам их лучше прийти к католической вере скорее!' -
С жаром изрёк Юлиан, вглубь шатра проходя вслед за ханом.
Тут Субедей слушал вести гонцов все угрюмей и злее:
Много сбежало за Волгу к язычникам и христианам.
'Странно что папа от имени бога учить всех решился, -
Сев, покривившись от боли, на тканый ковёр, хан ответил, -
Бог наш один для народов любых, все его мы страшимся.
Знает ли Папа наврядли, что бог Неба людям наметил!'
'Вот где теперь Алтынчач, дочь царя, до Банджи добежала,
Там с ней Бачман-воевода и тысячи всадников верных!
–
Хану сказал Субедей, показав строчку в свитке кинжалом, -