Колодец

Гжатский Сергей

ГЛАВА 10 Письмо брату

Вечером после работы Симаков углубил яму ещё где-то на метр и остановился. Колодец колодцем, а и о других делах забывать не след: надо было полить огород, напоить скотину, загнать птицу в сарай. Сколотив из досок и кусков фанеры некое подобие щита, он прикрыл им раскопки. От греха…

Занимаясь по хозяйству, он припомнил одну странную особенность, связанную с колодцем.

Если с утра, как только он начал копать, от кур и индюшек отбою не было: они так и копошились под ногами что-то выискивая в отвалах земли, то к вечеру, по мере углубления, птица стала сторониться места работы, обходить яму подальше… Или это ему померещилось?

Однако, не прошло и часа, как он стал свидетелем ещё одного непонятного явления. Кот Харитон, любимец Клавдии, отправляясь на вечерний променад, гордо и независимо шествовал по двору, пока не поравнялся со щитом. Тут он вдруг остановился, резко повернул мордочку в сторону ямы, выгнул спину дугой, задрал хвост трубой, оскалился и зашипел растопырив усы. Дымчатая шерсть на загривке встала дыбом. Таким его Симаков ещё ни разу не видел.

— Ты чего это, а?! — прикрикнул он на кота, но тот в ответ только полыхнул изумрудным глазом и с мяуканьем сиганул в кусты крыжовника.

— От оглашенный! — покачал головой Симаков и призадумался. Неординарное

поведение кота сильно заинтриговало его. Тут ему пришло в голову проверить,

как поведёт себя ихняя дворняга Бригита, ежели и её подвести к раскопу.

Он отправился на задний двор, отвязал собаку от будки и повёл к колодцу. Поначалу обрадованная неожиданной прогулкой с хозяином Бригита резвилась у его ног и весело повизгивала. Но, завернув за угол хаты и не доходя до раскопа метров семь-восемь, вдруг стала проявлять признаки беспокойства, а ещё шага через три так и вообще остановилась.

Симаков слегка потянул псину за верёвку, но та упёрлась в землю всеми четырьмя лапами и — ни в какую! Очевидность картины говорила сама за себя: собака ни за что не желала приближаться к яме! Симаков не сдавался: он принялся на все лады увещевать упрямое животное, подзывать к себе, награждая всякими ласковыми и нежными эпитетами. Но открытый подхалимаж не возымел на неблагодарную псину никакого действия.

Бригита оставалась на месте делая вид, что призывы хозяина относятся не к ней. Минут пять Симаков понапрасну тратил своё красноречие: собака под ходить к яме не желала, хоть ты тресни. Вскоре его терпение лопнуло. Он покрепче ухватился за верёвку и силком поволок псину к колодцу…

Что тут началось!!!

Обезумевшая от непонятного страха Бригита взвыла на всю деревню тонким ду-

рным голосом, рванулась, что было мочи, и оборвала верёвку. Откуда только силы взялись? В следующую секунду, скуля и повизгивая, она умчалась за хату и забилась там в щель между наваленных у стены досок.

На шум из хаты выглянула Клавдия.

— Чегой-то у вас стряслось, Миша? Чего Бригита выла?

Тот перестал тупо разглядывать обрывок верёвки и вкратце поведал жене о сво- их наблюдениях относительно домашней

животины и раскопа.

— Так что, вот тут какое дело… Сдаётся мне, чуют они в той яме что-то недоброе…

Клавдия хмыкнула в сомнении.

— Все вы мужики мнительные до нельзя! Ну что в обыкновенной яме может быть дурного, не пойму? Дай-ка я сама гляну…

Она прошла по палисаднику под раскидистые ветви вяза и встала на краю ямы, закрытой щитом. Симаков на всякий случай встал рядом. Однако с женой ничего не случилось. Она постояла немного, покрутила головой по сторонам и хихикнула:

— Вот дура бестолковая! Меня дела ждут, а я мужика послушала, чёрте чем маюсь…

— Ты не по сторонам глазей, а внутри себя прислушайся — посоветовал ей муж.

Клавдия прикрыла глаза, качнулась с пяток на мысок и обратно.

— Не-а! Ничегошеньки не чую: ни плохого, ни хорошего. Яма как яма, земля как земля! Ты, Миша, чем себе дурью голову забивать, лучше бы сарай поправил, а то ходишь мимо и не видишь, что покосился…

Она, посмеиваясь, направилась к дому, но на полпути внезапно остановилась. Почувствовала вдруг накатившие слабость, тошноту и головокружение.

— Ой, Миша! — позвала она слабым осипшим голосом, вскинула руки к голове и покачнулась. Ноги её подломились в коленях и она непременно упала, если бы не бдительный муж, который неотступно следовал за ней. Он подхватил её

на руки и бегом отнёс в хату, где бережно уложил на кровать.

Потом, принеся из сеней ведро с водой, стал брызгать и дуть в лицо. То ли благодаря его стараниям, то ли сама по себе, Клавдия пришла в себя и открыла глаза.

— Чёй-то со мной, почему я здесь — удивилась она, совершенно не помня, что минуту назад потеряла сознание.

— Какой обморок? Да ещё из-за ямы?! — не поверила она объяснениям мужа.

— Может мне и стало плохо, так это по… одним словом, по женской части! И ни

какого такого излучения из ямы не идёт. Ишь чего удумал! Сам вон, землю копает и хоть бы хны! На других действует, а на него, значит, нет! Он у нас особенный, фон-барон! Чушь всё это!

Они заспорили. Симаков так и эдак доказывал жене, что всё равно с ямой не всё в порядке, раз домашние животные на неё так неадекватно реагируют, а Клавдия и слушать не хотела, возражая, что ничего там нет и что её разными заграничными словечками не убедить, как ни старайся!

Так и остались каждый при своём мнении. Сошлись лишь в одном: нужно непременно отписать Константину, Клавдиному брату, который жил и работал в Москве, и пригласить его приехать к ним погостить, а то уже небось и забыл, когда был последний раз. Он человек учёный, пущай рассудит супругов, кто из них боле прав…

Из всех шестерых братьев и сестёр Клавдии, Костик Игнатов оказался самым умным, лучше всех учился в школе, а потом уехал в Москву, где поступил в институт. Сейчас он, несмотря на молодые годы, обладал учёным званием доктора физико-математических наук и работал каким-то начальником в закрытом научно-исследовательском институте с труднопроизносимым названием.