Колокол, мельница, хлопковый мед
Шрифт:
Минни все меньше нравился этот разговор:
– Даже думать об этом не хочу. Бобби – действительно, крупный, сильный парень. Таких в школе все боятся. Не представляю, каким нужно быть силачом, чтобы напасть на великана. У нас таких и нет больше. Если кто и пошел на него с дурными намерениями, то точно не в одиночку. Чтобы утащить куда-то такого здоровяка, как Бобби, нужно самому быть немаленьким.
Я вспомнила фото парня в интернете. Он выглядел не сильным, а, скорее, грузным, имеющим избыточный вес. Но кругленькой Минни я об этом, конечно, говорить не стала.
– Думаете,
– Ну а что еще остается думать? Тела Бобби не нашли, а значит, надо думать, что где-то он есть.
У меня были на этот счет другие соображения: все же спрятать тело можно, особенно, если похититель увез Бобби куда-то за пределы Холмсли Вейл. В конце концов тело можно и утопить, расчленить, сжечь. Никогда не высказывайте таких предположений родственникам жертв.
– Как вы думаете, его украл кто-то из Холмсли Вейл? Или это был кто-то не из этих мест?
– По правде говоря, я не сомневалась, что Бобби похитил какой-то чужак. Потому что ну кому это нужно в нашей деревне? У нас никогда ничего не происходит. Похитить Бобби ради выкупа бессмысленно. Брат живет, конечно, неплохо, но у нас так живут примерно все. Если думать о педофилах, а мы, конечно, и о них тоже думали, то Бобби и тут последний из парней, на которых можно было бы положить свой извращенный глаз: огромный детина быстрее сам нападет, чем будет ждать, чтобы на него напали. Ну, словом, не тот типаж. Вот мальчик Хитов был именно такой, если бы он пропал первым, я б даже не сомневалась: его украл какой-то извращенец, по мальчикам.
Я внутренне обрадовалась, что Минни вышла на связку «Бобби-Микки», и мне не пришлось подводить к этому самой.
– Считаете, Микки украл тот же человек, что и Бобби за год до того?
– Абсолютно уверена. Потому и говорю, до пропажи Микки я думала, что Бобби украл кто-то не из Холмсли Вейл. Сначала это было совершенно бессмысленное и нелепое преступление: Бобби пропал, и сколько бы мы ни искали, мы не находили его ни живым, ни мертвым. А знаете, это хуже всего – не знать, что произошло. Жена Бобби Натали просто онемела, ни с кем не говорила. Только слонялась по округе в поисках Бобби. Потому что невозможно принять, что ты никогда не увидишь своего единственного ребенка, если не знаешь наверняка, жив он или мертв. У меня нет детей, но я это очень понимаю. Да и кто не поймет. Это же как почву из-под ног у матери выбить.
– А ваш брат как это переживал?
– Ну-у, – протянула Минни, – Бобби никогда не был особенно эмоциональным. Конечно, он был подавлен и, уверена, даже плакал тайком ото всех. Но не показывал свое горе на людях. И он почти сразу решил, что Бобби больше нет. Нет, он искал его вместе со всеми, конечно, но, когда прошла неделя, уже не сомневался, что сына нет в живых. Может, так он пытался принять горе.
– А может, он знает это наверняка? – спросила я с осторожностью многотонного слона.
Минни завелась моментально:
– Намекаете, что мой брат убил собственного сына?!
Я поняла, что меня неправильно поняли, и поспешила исправить ситуацию:
– Нет-нет, я совсем не это хотела сказать. Но, может, ваш брат получил какое-то подтверждение того, что все кончено…
Минни замерла в одной
– Вот это да, уже и вы прознали про письмо, да? – наконец выдохнула она.
Я неопределенно пожала плечами: не исключено, что письмо было не одно и меня могла ожидать новая интересная информация.
– Грош цена полицейским предупреждениям: «Никому не рассказывайте об этом», если все говорят со всеми, и в далеких и крупных городах посторонние люди оказываются в курсе всего, что происходит, – раздраженно пробурчала она.
– Я действительно знаю, что ваша семья получила письмо после исчезновения Бобби…
– Не просто после исчезновения – отправлено письмо было еще до того, как Бобби пропал.
Это я тоже знала, но вежливо покивала головой.
– Письмо, конечно, было, вот только оно ничего не прояснило, а еще больше запутало. Похититель как бы дал нам понять, что специально охотился именно за Бобби. Но для чего он дал это понять бедным Бобби и Натали? Брат сразу решил, что это письмо как черная метка. Там ведь стихи были, про смерть, про то, что она всех забирает. И Бобби решил, что это наверняка значит, что сына больше нет в живых, хотя, на мой взгляд, доказательств этому нет никаких. Полиция, конечно, письмо забрала и попросила никому о нем не рассказывать. На этом, казалось бы, делу и конец. Сколько бы ни опрашивали друзей Бобби и вообще всех, кто был на той хэллоуинской вечеринке, а ничего нового выяснить не удавалось: он ушел ближе к полуночи, и все, пропал. Никто не встретил его на улице. Хотя в наши туманные ночи, наверное, и сами можете себе представить, можно и собственного носа не найти.
Колокольчик над входной дверью зазвенел, и в булочной показалась стройная и высокая женщина в длинном черном пальто. После уличной влажности вся она была покрыта капельками воды, как блестящими бисеринками. Посетительница сняла капюшон, под которым обнаружилась объемная и сложная прическа прямиком из латиноамериканских сериалов восьмидесятых. Накрашена она была так, словно собиралась в миланскую оперу, причем прямиком на сцену, а не в булочную к Минни. Все в ней казалось таким необыкновенным и неуместным случаю, что даже я со своей неместностью это понимала. Но при этом она выглядела настолько безупречно красивой и по-своему стильной, что неуместными казались и мы с Минни, и сама булочная.
Женщина стряхнула влагу с высоких замшевых сапожек на каблуке и стянула длинные мягкие черные перчатки, обнажив изящные тонкие пальцы с перстнями и ярко-алым маникюром на миндалевидных, совсем не фермерских ногтях. В руках она держала большую плетеную корзину. За всем макияжем и объемом волос в ней угадывалась женщина лет тридцати пяти.
– Доброе утро, Минни, – с улыбкой пропела она. Тут ее взгляд упал на меня: – Ой, прости, ты занята, мне зайти попозже?
Хотя она и говорила совершенно обычные и даже милые вещи, тон ее нес толику приторного издевательства: никуда она уходить не собиралась, даже если бы мы с хозяйкой ее об этом попросили. Минни ушла за прилавок, показывая свою готовность выполнять рабочие обязанности.