Колокол по Хэму
Шрифт:
Возвращаясь к „Линкольну“ Хемингуэя, я посмотрел на часы. 3.28 утра. Поистине время летит незаметно, когда ты развлекаешься.
Во время головоломной поездки в Кохимар я превысил все общегосударственные и городские ограничения скорости.
Дождь продолжался, луна вновь исчезла, и дороги были скользкими и опасными. Но я, по крайней мере, почти не встречал машин. Я пытался представить свой разговор с кубинским полицейским, если меня остановят за быструю езду и обнаружат „магнум“ у меня за поясом, „ремингтон“
„К черту, – решил я наконец. – Суну ему десять долларов и уеду. Это ведь Куба, в конце концов“.
Отправление „Пилар“ из Кохимара семью часами ранее, сразу после заката, ничем не напоминало наше шумное отплытие неделю назад. На сей раз вокруг никого не было, кроме нескольких равнодушных рыбаков. Хемингуэй взял с собой Волфера, Дона Саксона, Фуэнтеса, Синдбада и сыновей. Пэтчи Ибарлусия тоже хотел отправиться с ними, но он должен был участвовать в матче хай-алай. Во время вечернего прощания даже мальчики – выглядели мрачными и подавленными.
– Как быть, если ты не сможешь связаться со мной по радио? – спросил Хемингуэй, когда я подавал ему носовой конец. – Либо если я дам радиограмму в Кохимар или Гуантанамо о том, что обнаружил нечто важное и хочу, чтобы ты плыл туда?
Я ткнул пальцем в сторону противоположного берега порта, у которого стоял скоростной катер Тома Шелвина.
– Возьму „Лорейн“, если нам все еще разрешено им пользоваться.
– После того как ты оставил на его палубе ту огромную вмятину, тебя нельзя подпускать к катеру на пушечный выстрел, – ответил Хемингуэй, но все же бросил мне ключи.
Я с трудом припомнил крохотную выщерблину на красном дереве там, куда я уронил винтовку Марии.
– Его бак полон, и мы доставили на борт две запасные бочки горючего, – продолжал писатель. – Если поплывешь на катере, будь с ним аккуратнее. Том миллионер, но порой он бывает крайне мелочен. Вряд ли у нею есть страховка.
Я кивнул. Именно тогда мы решили, что Хемингуэй должен взять курьерскую сумку с собой. Я перебросил ее на яхту в тот самый миг, когда Фуэнтес оттолкнул корму от причала.
– Удачи тебе, Джо, – сказал Хемингуэй, наклоняясь над полоской воды и пожимая мне руку.
Я примчался в Кохимар незадолго до четырех утра. На нескольких лодках горел свет – рыбаки собирались выходить в море. „Лорейн“ у его причала не оказалось.
Я облокотился о руль и потер ноющий лоб. „На что ты рассчитывал, Джо? Колумбия все время опережал тебя на шаг.
Скорее всего, он увел катер, пока ты ехал на кладбище… стало быть, у него не так много времени в запасе“.
Я обвел взглядом порт. В Кохимаре не было других скоростных судов, только рыбачьи лодки, шлюпки, два утлых каноэ, ялики, пара дырявых плоскодонок и двенадцатиметровая яхта, которая неделю назад приковыляла сюда из Бимини с неисправным двигателем и взбешенным хозяином-калифорнийцем на борту.
„Лорейн“ очень быстрый катер.?н
Чтобы добраться туда до полуночи, мне нужно резвое судно.
Но куда именно? В Нуэвитос? Я решил заняться поисками ответа на этот вопрос, после того как обзаведусь судном.
Я вернулся в город с той же безумной скоростью, с которой примчался сюда полчаса назад. У городских пирсов стояло много быстрых катеров, я мог позаимствовать любой из них, однако хозяева хороших судов обычно предвидят подобную возможность и, уходя из порта, забирают с собой одну, а то и несколько важных деталей двигателя, наподобие того, как автовладельцы снимают „бегунок“, когда паркуют машину в неблагополучном районе.
Самое лучшее судно в порту не было привязано к пирсу.
„Южный крест“ стоял на якоре далеко в бухте, снаряженный всем необходимым, кроме продовольствия, для долгого плавания по каналу и к побережью Южной Америки. Согласно последним данным „Хитрого дела“, полученным вечером в пятницу, он должен был отчалить в понедельник утром.
Выход в море был отложен на сутки из-за того, что новый радист яхты исчез, и его не удалось найти в барах и борделях, в которых он обычно пропадал. „Южному кресту“ явно не везло на радистов. Мы с Хемингуэем решили, что единственный немецкий агент на борту яхты, вероятно, покинул страну вслед за Шлегелем и Бекером.
Я оставил машину на городском причале, перебрался через сетчатый забор, отыскал лодку по своему вкусу, спустил в нее свои вещи и погреб через всю бухту к огромной яхте. Даже ночью она казалась белой и прекрасной, прожектора на корме и носу высвечивали изящные борта судна и подходы к нему.
Я заметил, что моя лодка течет, поэтому поднял свой рюкзак и „ремингтон“ на банку, прикрыл их клетчатым одеялом, взятым из „Линкольна“, и затянул песню на испанском.
Похищение „Южного креста“ вряд ли можно было счесть разумным решением, поскольку на его борту находились около полутора сотен опытных матросов и офицеров, более тридцати исследователей, крупнокалиберные пулеметы, орудия и автоматы. Однако я и не думал угонять яхту.
Чтобы разбудить дремлющих охранников катера, колыхавшегося на якорной цепи между судном и берегом, мне пришлось петь во всю глотку. Двое матросов растянулись на банках – один в носовом кубрике, другой в кормовом, – и я отчетливо слышал их громкий храп сквозь свои хмельные вопли.
К тому времени, когда тот, что лежал на носу, очнулся и направил на меня прожектор, я приблизился к катеру на расстояние тридцати ярдов.
– Эй, amigos, уберите свет! – крикнул я на невнятном кубинском диалекте. – Вы слепите меня! – Я продолжал кое-как грести.
– Разворачивайся кругом, – велел первый охранник на чудовищном испанском с североамериканским акцентом. – Это запретная зона. – Его голос звучал сонно. Второй охранник тоже проснулся и таращился на меня, протирая глаза.