Колокола Бесетра
Шрифт:
— Может, это и специальность, но сколько вы зарабатываете?
Могра плутовал, округлял цифры в большую сторону.
— Все это прекрасно, однако постоянное место надежнее…
А вдруг это была ловушка? Не мог же Могра рассказать о плешивом комике и дирижере оркестра? Зачем? Чтобы отец нашел их и выразил свое отцовское негодование?
По правде говоря, он воспринял происшедшее с облегчением. Ему и в голову не приходило увиливать. Напротив, Могра отстаивал свою правоту и уже через час пил с полицейским аперитив в каком-то
Вот так он и женился на огнях, на «Мулен-Руж», на зеленом платье и на бедности, которая давала ему ощущение собственного превосходства и ответственности.
И довольно о Марселле. Он проник тут в самую суть, дальше некуда. И гордиться особенно нечем.
С чувством облегчения Могра наблюдает, как вместе с рассветом просыпается Жозефа. Он возвращается в настоящее.
— С добрым утром! Хорошо спали?
— А вы?
— Просыпалась по привычке раза два, чтобы убедиться, что с вами все в порядке. Вы спали как младенец.
Она складывает раскладушку и засовывает ее в стенной шкаф.
— Вы ведь рады, что пошли на поправку?
Могра встревожен: ему кажется, что Жозефа сказала это каким-то таинственным тоном. И почему, прощаясь, она сочла нужным пожать ему руку?
— Всего вам доброго… Будьте здоровы…
Вид у нее взволнованный. Она направляется к двери, потом оборачивается.
— До свидания, — говорит она и машет ему рукой.
Означает ли это, что он больше ее не увидит? Дадут ли ему кого-нибудь взамен? Она не сказала ему «прощайте — это, наверно, запрещено. Они ведь стараются не тревожить больных понапрасну. Гораздо проще поставить больного перед свершившимся фактом.
»… Вы спали как младенец… «.
А может, это означает, что ему уже не нужна ночная сиделка? Ведь у поворота коридора всю ночь дежурит медсестра. Могра не раз слышал звонок и торопливые шаги, направляющиеся в сторону большой общей палаты.
Он понемногу поправляется, и с ним начинают обращаться как с другими больными — Могра это чувствует и заранее напрягается, решив не сдаваться без боя.
— Доброе утро!
Возбужденная и свеженькая м-ль Бланш принесла холодный воздух в складках своей одежды. Ночью подморозило, и теперь Могра видит, как солнце расправляется с остатками льда на шиферной крыше.
— Спали хорошо? Чувствуете себя бодро? Сейчас поставим градусник — я почти уверена, что это в последний раз.
Так он и думал. Его уже и термометра хотят лишить. Капельница с глюкозой исчезла, колют его лишь раз в день. А скоро и вовсе перестанут. А что у него отнимут после этого?
— Тридцать шесть и восемь. Пульс семьдесят. Да вы сегодня как огурчик!
Сегодня утром его коробит от ее жизнерадостности.
— Чуть не забыла купить вам записную книжку. Я выбрала такую, где каждая страничка рассчитана на два дня, и еще купила две шариковые ручки — черную и красную…
Во время утреннего туалета приходит практикант, который ограничивается лишь поверхностным осмотром —
— Доктор, вы согласны с тем, что я сказала вам вчера? — таинственно спрашивает медсестра.
— Полностью согласен. Я говорил об этом с профессором, и он тоже считает, что пора.
И старшая медсестра, конечно, тоже? Это касается Могра, но именно ему никто ничего не говорит. В какой-нибудь другой день он обрадовался бы, что ему надевают не только чистую пижамную куртку, но и штаны тоже. Однако сегодня утром он видит в этом очередную угрозу.
— Пора пить апельсиновый сок и есть кашу, скоро придет парикмахер. Вы знаете, что ваша бритва лежит в шкафу вместе с другими вещами? Если захотите, можете попробовать бриться сами, левой рукой. Это ведь дело привычки…
Медсестра не добавляет, что это его отвлечет. Все они упорно стремятся его чем-нибудь отвлечь. Глядя на дверь, которая чуть колышется от сквозняка, он вспоминает больного в фиолетовом халате, который несколько раз заглядывал к нему в палату. В последнее время его что-то не видно. Могра заговаривает о нем с м-ль Бланш.
— Вы знаете, кого я имею в виду? Постоит неподвижно несколько минут, словно зачарованный, а потом бесшумно уходит.
— А, Деревянная Голова! — со смехом восклицает м-ль Бланш. — Его так прозвали в палате. Его уже здесь нет. Нам удалось наконец отдать его родственникам.
— Он что, не хотел отсюда уходить?
— Дочь и зять отказались от него, якобы ради детей. Но он совсем безобидный. Мне рассказывали, что в воскресенье он сбежал из Жуанвиля, где у них есть маленький домик, и неизвестно каким образом вернулся сюда. Его обнаружили сидящим на своей бывшей кровати, которую уже занял другой больной, и отправили назад…
Парикмахер бреет Могра. М-ль Бланш открывает шкаф и достает голубой халат с белой каймой, который Лина положила в чемодан вместе с пижамами. Затем она ставит у кровати его домашние туфли, уходит и возвращается вместе с санитаром, которого Могра никогда не видел и который приветствует его, поднося руку к белой шапочке, словно это форменное кепи. Наверно, какой-нибудь бывший унтер-офицер. Во всяком случае, с виду похож на такового и с первого взгляда вызывает у Могра антипатию.
— А в чем, собственно?.. — пробует он протестовать.
— Разве профессор не сказал вам вчера, что вам уже пора учиться стоять?
Его облачают в халат, на ноги надевают тапочки. Санитар своей мускулистой рукой обнимает его за плечи, м-ль Бланш помогает — и вот Могра уже стоит на полу, объятый ужасом, испытывая головокружение от того, что ему нужно опираться на собственные ноги.
— Тверже, тверже… Не бойтесь… Упасть вы просто не можете…
Дверь отворяется. Это старшая медсестра. Вся сцена расписана заранее, если только это не процедура, обычная для всех парализованных. Первый день второй недели!