Колокола Истории

Фурсов Андрей Ильич

О том, что в нынешнем мире, особенно в тех его частях, которые, не будучи энтээровскими, страдают от язв энтээрства, объективно присутствует и даже усиливается тенденция к выпадению из мировых процессов, к замыканию, к деглобализации, на примере Африки интересно рассказывает Ж.-К.Рюфэн. В одной из своих книг он приводит две карты Африки — 1932 и 1991 гг. На первой карте черным цветом были изображены хорошо изученные районы, серым — не очень хорошо изученные, белым — неизученные. На карте 1991 г. черным помечены районы, контролируемые государством, центральной властью, серым — зоны небезопасности, а белым — «новые терра инкогнита», т. е. зоны, куда лучше не соваться, где в течение многих лет идут партизанские или межплеменные войны, где ситуацию контролируют вооруженные кланы и т. д.; зоны, которые объективно выпали из мира, отложились от него. Так вот, черной краски в 1991 г. стало больше, но существенно больше стало и белой краски; белые пятна-32 слились в белые массивы-91. Да и разница есть: «еще не изученные» в первом

случае и «уже не изученные» во втором. Произошла дежюльвернизация Африки — и не только Африки.

Не надо сгущать краски, но имеет смысл трезво оценить ситуацию и поставить вопрос: не присутствуем ли мы при очередном, третьем, «закрытии мира» (точнее миров), аналогичному тем, что произошли в IV и XIV вв. н. э. — с упадком в одном случае Римской и Ханьской, в другом — Великой Монгольской империй? Отрицательный ответ на этот вопрос вовсе не очевиден. Глобализация, как уже говорилось, может оказаться виртуальной или, как минимум, не единственной тенденцией развития, очевидна и диаметрально противоположная. Информационное (мир-коммуникация) единство мира может оказаться фиктивным или, по крайней мере, селективным, частичным, имеющим и оборотную сторону — разъединение. У последнего могут быть самые разные причины: политические, экологические, финансовые (как богатство, так и особенно бедность), эпидемические (пандемические).

Деструктивные, разъединительные возможности человека увеличиваются вместе с конструктивными, объединительными, равны им — как минимум. Мир-коммуникация — это не столько единая мировая система, сколько сеть неравномерно и не жестко связанных анклавов, точек Севера в земном (и, как знать, околоземном) пространстве.

Термин «мир-коммуникация» и связанный с ним подход к нынешней реальности позволяет, по мнению А.Матляра, «понять логики мондиализации, не мистифицируя их. В противоположность преподносимой нам глобалистской и эгалитаристской картине планеты эти логики напоминают: мондиализация экономик и систем коммуникации неразрывно связана с созданием новых форм неравенства между различными странами или регионами и между различными социальными группами. Иными словами, это источник новых исключений (из процесса обладания общественными благами. — А.Ф.), Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на принципы, которые лежат в основе создания особых рынков или региональных зон свободной торговли, этих опосредующих региональных пространств между мировым пространством и пространством национального государства. Глобализация сопрягается с фрагментацией и сегментацией. В этом — два лика одной и той же реальности, находящейся в процессе распада и нового соединения.

80-е годы были временем стремления к объединяющей и унифицирующей глобальной культуре, носителями которого выступали крупные транснациональные компании, изгонявшие «культурные универсумы», чтобы обеспечить распространение своих товаров, услуг и сетей на мировом рынке, но они же (80-е. — А.Ф.) стали также временем реванша уникальных, единственных в своем роде культур». [32] Культур, противостоящих универсальной культуре и ее ценностям и соответствующим неким культурно-(этно-)пространственным локусам, зонам или даже точкам. Мировое («глобальное») качество «мир-коммуникации» имеет не столько реальный, сколько виртуальный характер. Точечный, пуантилистский мир, строго говоря, в единой мировой системе и не нуждается. Любая точка этого мира может быть виртуально представлена как «мировая система» — достаточно провалиться в «черную дыру »киберпространства. Вселенная или точка — иррелевантно. Релевантно то, что целые группы могут творить свой мир на основе этой иррелевантности, эксплуатируя ее и с ее помощью эксплуатируя (но уже в другом смысле) других, подключая сюда фрейдизм, генную инженерию и многое другое, о чем мы и не догадываемся. А какие возможности новым господам предоставляет вытеснение социальных конфликтов в киберпространство? Существа из альбома «Человек после человека »Д.Диксона и ситуации типа Фредди Крюгера, преследующего и убивающего свои жертвы в их снах, могут оказаться цветочками, что, однако, не должно ни пугать (пугаться — поздно и бессмысленно), ни лишать воли к сопротивлению. Другой вопрос, сколько времени понадобится людям, чтобы выработать средства сопротивления, адекватные посткапиталистическим формам угнетения и эксплуатации. Над этим нужно думать уже сейчас.

32

1) Mattelart A. Les nouveaux scenarios dc la communication mondiale // Monde diplomatique. — P., 1995. — Aout. — P. 25.

LVIII

В прежние эпохи сначала возникала система эксплуатации и ее господа, затем формировались угнетенно-эксплуатируемые группы, затем, с еще большим опозданием — адекватные новой системе формы борьбы, сопротивления ей. Нынешняя эпоха, по-видимому, иная. Ее информационный характер позволяет (теоретически, по крайней мере) новым формам сопротивления и борьбы возникать по сути одновременно с новыми формами отчуждения. Дело — за «малым»: превратить: теоретическую возможность в практическую; социальную борьбу позднекапиталистической эпохи за «козыри

истории» посткапиталистического мира — в сопротивление формирующимся господам этого мира; так сказать, сработать на упреждение. Ясно, что такую задачу легче провозгласить, чем осуществить. Во-первых, воля к борьбе и ясность мысли — это не самые распространенные из качеств. Во-вторых, социальные конфликты позднекапиталистической эпохи заслоняют, затеняют или просто делают невидимыми конфликтные точки, контуры и объекты борьбы будущей эпохи; конфликты последней как бы свернуты и спрятаны в конфликты сегодняшнего дня и трудно отделить одни от других. В-третьих, что еще более осложняет ситуацию, потенциальные господа посткапиталистического (и посткоммунистического) ныне реально борются с экономическими, социально-политическими и идейными формами Капиталистической Системы, выступая против нее и характерных для нее эксплуатации, угнетения, отчуждения. В такой ситуации сопротивление должно стать особым искусством. Более того, оно должно стать наукой, точнее, опираться на особую науку сопротивления (любым формам господства), которую еще предстоит разработать — как и соответствующую ее идейно-нравственную основу.

Именно в азарте борьбы переходных эпох, направленной против старых господствующих и эксплуататорских групп, выковываются новые, формы господства и его персонификаторы. Поднявшееся на борьбу общество, трудящиеся сами выдвигают и выковывают их — закон самообмана. Эпоха революций — это эпоха создания новых господ, превращения тибулов и просперо в новых толстяков. Или, по крайней мере, подготовка плацдарма для такого превращения, сервировка нового социального стола.

В борьбе революционных эпох все помнят о плохом старом и мечтают о хорошем новом, забывая, что хороших социальных порядков — ни новых, ни старых — не бывает; бывают — выносимые и невыносимые; борются со старым и не думают о борьбе с новым в новой эпохе — зачем, это будет прекрасный новый мир. Именно в момент борьбы с господами старого мира, отрекаясь от них и от этого мира, люди сажают себе на шею новых эксплуататоров — как Синдбад-мореход, наивно подставивший шею старику-«шейху моря», которого потом долго носил на себе.

Главная задача, стоящая перед человеком в революционные, «переходные», вывихнутые эпохи, — не дать обмануть себя и, что еще важнее, не обманывать себя, избежать соблазна самообмана, питаемого и усиливаемого нежеланием нести ответственность, делать самостоятельный выбор и участвовать в длительной психологически изнуряющей борьбе. Говорят, генералы всегда готовятся к прошедшей войне. Аналогичным образом дело обстоит в революциях: люди воюют с прошлым, они готовы к прошлому врагу, но не готовы, не видят нового субъекта с хлыстом, или в котелке, или во френче, или в свитере. Другой вопрос, что задача определения Грядущего Господина трудна сама по себе и что, даже вычислив его, нелегко превратить теоретическое знание в практику в ходе социальной борьбы — ведь в таком случае оказываешься между двух огней. Но, с другой стороны, и «огни» можно направить друг на друга, как это делал капитал в течение последних 200–250 лет. Это та ситуация, где практика действительно оказывается критерием истины.

Опыт прошлого показывает, что в любой социальной схватке необходимо трезво смотреть не только назад, но и вперед, с упреждением вырабатывая интеллектуальные и властные «антитела», способные исходно ограничить новых хозяев. Искусство сопротивления не только прошлому, но и будущему — вот что должно шлифоваться и отрабатываться. И, соответственно, знание, необходимое для этих целей. Это знание должно вырабатываться и совершенствоваться спокойно, но неуклонно — как йоги и мастера кун-фу оттачивали свое умение в монастырях в ходе длительной истории своих цивилизаций. Посткапитализм, похоже, окажется длительным, «асимптоматическим» периодом, так что время будет. И начинать нужно с нового типа понимания и знания. Знание — не просто сила, а власть.

В эпоху, когда информационные факторы производства — знание, наука, идеи, образы — становятся решающими и отчуждаются у человека (а вместе с ними и он в целом — иначе быть не может), когда они становятся полем реальной социальной борьбы, последняя (равно как господство и сопротивление) не может не иметь научно-информационной основы; более того, эта основа становится объективно самой важной сферой знания, которую новые господствующие группы, должны будут секретить, табуизировать, виртуализировать. А для этого — скрывать реальность, мистифицировать, виртуализировать ее. Здесь сопротивление — это сражение за реальное представление о реальности. Но это — максимально общая («методологическая») характеристика.

Точечный, пуантилистский характер грядущей эпохи подсказывает: массовой, зональной, годной для всех и вэтом смысле универсальной «науки сопротивления» быть не может. В каждой точке она может быть различной. Универсальность ее будет носить иной характер: не наука сопротивления кому (феодалу, капиталисту, номенклатурщику), а прежде всего кого. Если главной антиэксплуататорской задачей человека станет остаться человеком вообще, то объект сопротивления имеет куда меньше значения, чем субъект. Новая «наука сопротивления» должна и может быть только субъектной, все остальное — методы, приемы, средства — относительно. В этом смысле мы как бы возвращаемся к истокам христианства, уже на рациональной основе: «Иисус, дай нам руку, помоги в немой борьбе».